– Я не помешаю тебе? – спросила Лика, не без смущения взглянув в лицо сестры.

– Ничуть. Садись, пожалуйста. У меня полчаса времени, – бегло взглянув сначала на циферблат висевших на стене часов, потом на Лику, ответила Ирина. – Очень рада тебя видеть, – добавила она, не обнаруживая, однако, при этом ни малейшей радости.

Лика села в жесткое кресло у стола и посмотрела на сестру. На Рен была та же короткая клетчатая юбка, что и вчера, но вчерашнюю блузку заменила другая, в виде матроски, выпущенной поверх пояса, очень широкая и удобная для гимнастики.

– Ты ежедневно делаешь гимнастику, Рен, каждое утро? – спросила Лика, чтобы как-нибудь прервать наступившее молчание.

– Каждый день, разумеется.

– И тебе это не скучно?

– Я не признаю этого слова, – серьезно и строго, наставительным тоном произнесла Ирина, – оно раз и навсегда изгнано из моего обихода, понимаешь? Скучать может разве только одна праздность. Когда же день заполнен, то нет ни времени, ни возможности скучать.

– Значит, ты вполне довольна своей жизнью, Рен? – помолчав немного, снова спросила сестру Лика.

– Я изменила бы весь ее строй, если бы она мне не пришлась по вкусу. Ведь от самого человека зависит возможность создать себе полезное и нужное существование, а для того чтобы достичь такового, необходимо прежде всего приобрести…

– Независимость от мнения других, – живо подсказала Лика, – не правда ли? Ты это хотела сказать?

– О, нет! Далеко не так громко! – усмехнулась Ирина. – Мы еще не дошли до этого. Надо приобрести метод, Лика. Понимаешь, метод! – и Рен приподняла свои белесоватые брови в знак важности произнесенного ею слова.

– Метод? – удивленно переспросила Лика.

– Ну да, то, что англичане так высоко ставят, и за что я так высоко ценю англичан. Именно метод – чтобы заполнять свой день важным для тебя самой делом, распределенным по периодам для заранее избранных тобой, нужных и полезных для тебя занятий…

– Полезных – для себя? Или для других? Я не совсем поняла тебя, – прервала ее Лика.

– Это что, экзамен? – проронила Рен, вскинув на нее свои холодные глаза.

– Ах, нет, извини, пожалуйста! – спохватилась младшая сестра. – Я вовсе не хотела тебя обидеть, прости Ириночка!

– Я и не обиделась, – хладнокровно ответила старшая. – Видишь ли, ты все это найдешь невозможным варварством и эгоизмом, как и мама, – тут Ирина поморщилась от усилия, вытягивая свою вооруженную тяжелой гирей руку, – но я отрицаю всяческую сентиментальность. Наша мама много занимается благотворительностью. Устраивает кружки, комитеты… Выискивает бедных… И вообще бурно проявляет свою так называемую филантропическую[10] активность. А мне все это кажется пустым времяпрепровождением. Каждый человек обязан только думать о себе самом. А помогать жить другому – значит делать его слабым, ничтожным и решительно неспособным к труду. Вот мое искреннее мнение об этой деятельности.

– Но… Но… – смущенно пролепетала Лика. – Если следовать твоему примеру, Рен, то многие просто умерли бы с голоду без помощи.

– Если им с детства постоянно твердить, что человеку надо надеяться только на самого себя и на собственные силы, а помощи ему ждать неоткуда, небось приучатся к труду с малолетства, будут трудиться и работать и, стало быть, сумеют просуществовать и без чужой помощи.

– Какая жестокая теория! – смущенно и печально прошептала Лика.

– Для тех, кто не хочет и не умеет жить! – отозвалась ее старшая сестра. – А все вы, помогающие другим людям, как тетя Зина, твой учитель, да и ты сама, вы только увеличиваете этим число ленивых тунеядцев, которые предоставляют другим заботиться о себе.