«Александрия, родина гносиса, является также и колыбелью христианской теологии, которая в своей первоначальной форме сама не хотела быть ничем иным, как христианским гносисом» (Баур, Христианство первых трех веков, 2-е изд., с. 248). Катехизическая школа в Александрии, вероятно, возникла уже рано по образцу школ эллинского образования, после того как там, согласно древнему преданию, евангелист Марк провозгласил весть о Христе. Говорят, что и Афинагор преподавал в ней (см. выше). Около 180 г. н. э. ее возглавлял Пантен, который до своего обращения в христианство был стоиком. Рядом с ним (с 189 г.) и после него в ней преподавал его ученик Тит Флавий Климент Александрийский, от которого до нас дошли несколько сочинений, а именно:

1. Λόγος προτρεπτικὸς πρὸς Ἕλληνας (Увещание к эллинам), где он, исходя из нелепостей и соблазнов мифологии и мистерий, аргументирует против язычества и призывает прийти ко Христу, покоряясь единому Богу и единому Логосу Божию;

2. Παιδαγωγός (Педагог), содержащий христианские нравственные наставления;

3. Στρωματεῖς (Строматы, написаны около 193 г.) в восьми книгах, где он излагает содержание христианской веры в ее отношении к учениям греческих философов и христианских еретиков и стремится перейти от простой веры к познанию, к истинному гносису, однако (как он сам признает и как указывает заглавие, характеризующее сочинение через сравнение с пестрым ковром) не в систематической связи, а афористически.

Кроме того, от него сохранился трактат Τίς ὁ σωζόμενος πλούσιος; (Какой богатый спасется?). Еще несколько других сочинений упоминает Евсевий в Церковной истории (VI, 13).

Климент, унаследовавший многое от Филона, усваивает мысль Иустина о том, что воззрения древности по отношению к христианству как полной истине являются не просто заблуждениями, но частичными истинами. Божественный Логос, излитый повсюду, как свет солнца (Strom. V, 3), с самого начала просвещал души; через Моисея и пророков он наставлял иудеев (Paed. I, 7); среди же греков он воздвигал мудрых мужей и давал им философию как руководство к праведности (Strom. I, 5; VI, 5), причем через посредство низших ангелов, которых он поставил пастырями народов (Strom. VII, 2). Совершенно так же, как Иустин, Климент полагает, что философы многое тайно заимствовали у восточных народов и особенно из иудейских религиозных книг, а затем из тщеславия лживо выдавали за результат самостоятельных исследований, причем еще и искажали и портили (Strom. I, 1; I, 17; Paed. II, 1 и др.). Однако греческие философы кое-что действительно открыли сами благодаря посеянному в них семени божественного Логоса (Cohort. VI, 59). Лучший из греческих философов – Платон (ὁ πάντα ἄριστος Πλάτων, οἷον θεοφορούμενος, Paed. III, 11; Strom. I, 7; VI, 17).

Нам необходима помощь философии, чтобы перейти от πίστις (веры) к γνῶσις (познанию). Πίστις относится к γνῶσις, как πρόληψις (предвосхищение) к ἐπιστήμη (знанию): одно является предпосылкой для другого. Гностик находится к простому верующему, лишенному познания, в таком же отношении, как взрослый к ребенку; выросший из страха Ветхого Завета, он стоит на более высокой ступени божественного воспитания. Тот, кто хочет достигнуть гносиса без философии, диалектики и наблюдения природы, подобен тому, кто пытается собрать виноград, не ухаживая за лозой (Strom. I, 9). Однако согласие с верой является решающим критерием подлинности науки (Strom. II, 4: κυριώτερον οὖν τῆς ἐπιστήμης ἡ πίστις, καί ἐστιν αὐτῆς κριτήριον).

Гностик должен через мир рождения и греха возвыситься к общению с Богом (Strom. VI, 16). С гносисом необходимо соединяется также любовь, которая совершенствует человека, и добрые дела, следующие за гносисом, как тень за телом (Strom. VII, 10). В образе христианского гностика, который он представляет как идеал, он подражает образу стоического мудреца и включает в него также ἀπάθεια (бесстрастие), поскольку и Сам Бог ἀπαθής (бесстрастен). Дела гностика суть совершенные добрые дела (κατορθώματα), так как они согласуются с правым разумом. Гностик уже здесь, на земле, становится «богом, ходящим во плоти».