– Ты вылупила его.
Земля под ногами затряслась. Из Фонтана вырвался столб света, и в нем забилось Сердце Абсидала – артефакт, который она искала. Но он был не камнем, не металлом. Это был орган, пульсирующий в такт ее собственному сердцу.
– Возьми меня, – сказало Сердце голосом дочери.
Лост потянулась. Внезапно свет погас, а Сердце исчезло. На его месте стоял Он – силуэт с головой, как искаженный циферблат, и руками из спутанных временных линий.
– Ты опоздала на три шага, – произнес Он, и Лост отбросило в стену.
Проснулась. Снова в обломках.
Но теперь ее скафандр был покрыт яйцевидными наростами. Внутри них что-то шевелилось.
Где-то в Соборе Сорванных Швов зазвенели ножницы.
Наросты на скафандре пульсировали, как второе сердце. Лост чувствовала, как под кожей шевелятся зародыши чего-то, что жаждало вырваться наружу. Ее тень больше не повторяла движений – она отставала на несколько секунд, замирая в позах, которых Лост еще не принимала. Когда она обернулась, тень указала на Башню Голодных Зеркал, ее палец истончился до кости.
03:47:15.
Цифры теперь проступали на камнях, стенах, даже на ее ладонях, будто Офион выжигал их кислотным дождем. Лост шла сквозь Лабиринт Отраженных Клятв – коридоры здесь были сложены из зеркал, но вместо ее силуэта в них метались твари, копирующие каждый жест. Одна за другой, зеркальные поверхности трескались, выпуская наружу клубы черного пара. В нем звенели голоса:
– Ты обещала вернуться. Ты солгала.
Пар сгустился в фигуры – силуэты ее команды. Они шли за ней, не приближаясь, их лица стекали с черепов, как расплавленный воск. Капитан Малек, ее первый офицер, протянул руку, лишенную кожи:
– Лост, ты знаешь, что мы здесь нашли? Ты это принесла.
Она ускорила шаг, но коридор сузился, сдавив ее ребра. Зеркала вокруг зашептали хором:
– Сними скафандр. Освободи нас.
Скафандр ответил за нее. Плечевые пластины сомкнулись на горле, едва не перекрыв дыхание. Лост вцепилась в шов на груди, ощущая под пальцами пульсацию наростов. Они бились в унисон с Башней.
03:47:14.
Лабиринт вывел ее к Часовне Спящих Глаз. Алтарь здесь был увенчан гигантским глазным яблоком, затянутым паутиной капилляров. Зрачок следил за Лост, сужаясь, а на сетчатке вспыхивали образы:
Дочь, запертая в комнате с обоями в спирали.
Корабль «Эвридика», вонзающийся в атмосферу Офиона, как игла в вену.
Она сама, стоящая над телом Спящего Сфинкса с ножом в руке.
– Принеси жертву, – прошелестели ресницы-провода, свисающие с потолка.
Лост выстрелила в глаз. «Пожиратель Эхо» взвыл, выпустив волну энергии, которая отбросила ее к стене. Глаз не взорвался – он раскрылся, как люк, обнажив туннель из мышц и стальных шипов. Внутри что-то звало ее голосом дочери:
– Мама, я тут! Он меня не съел!
Скафандр дернул ее вперед, будто на привязи. Лост сопротивлялась, но наросты на груди впились в кожу, направляя к туннелю. Она вошла.
Стены сжимались, шипы царапали броню, оставляя борозды из искр. Воздух гудел молитвой на мертвом языке. В конце туннеля ждал Сад Утробных Часов: деревья из сплавленной плоти и металла, плоды – циферблаты с вместо цифр – именами. Ее имя повторялось на каждом.
В центре сада стояла колыбель, сплетенная из спиралей ДНК. Внутри лежал ребенок. Не дочь – оно. Существо с кожей как пергамент, покрытое шестеренками вместо родимых пятен. Его глаза открылись.
– Мама, – сказало оно голосом Лабиринта. – Ты наконец пришла меня завершить.
Лост подняла пистолет, но ее рука онемела. Наросты на скафандре проросли в суставы, парализуя движение. Ребенок засмеялся, и из-под земли вырвались щупальца из пылающих микросхем. Они обвили ее, потащив к колыбели.