Многочасовое стояние в церкви по-прежнему утомляло меня, но даже это было не самое худшее. Атмосфера храма действовала на меня угнетающе и мне всё меньше хотелось туда ходить. Никто не говорил об этом вслух и не афишировал, но каким-то внутренним чутьём я осознавал, что храм принадлежал священникам, а не прихожанам. Он был их домом, а мы были в нём всего лишь гостями. В поведении священства было что-то покровительственное и до обидного снисходительное. Как будто все мы – взрослые и дети – были не более, чем глупыми, нашкодившими детьми, а священники – нашими мудрыми родителями.

Никто вокруг меня, кажется, не возражал против этого, но мне мне это было неприятно. Что-то во мне противилось навязанной мне роли кающегося грешника. Церковь представлялась мне убежищем от беспощадного мира, где каждый мог чувствовать себя в безопасности и общаться с другими на равных. Но это было невозможно. Никакого равноправия между священниками и паствой не было. И с каждым годом мне было всё тяжелее с этим мириться.

Я нигде не чувствовал себя уютно. В стенах школы свобода и равенство были пустыми звуками. Всё было обезличенно и сухо, препарировано и аккуратно разложено по полочкам на долгие годы вперёд. Задача детей была в том, чтобы учиться и не умничать, не отрываться от коллектива, доверять партии и учителям и смотреть в будущее с оптимизмом. Работа учителей заключалась в том, чтобы дисциплинировать вверенных им детей и стирать между ними различия. Они блестяще справлялись с этой задачей.

Мир школы и храма были во многом противоположны друг другу. Они были на удивление разными и в то же время поразительно похожи. И каждый из них на разных языках учил нас одному и тому же: „не смей думать“ и „делай так, как тебе говорят.“

Сколько себя помню, моя мать всегда была верующей. Вера её была основанием её свободы и, чтобы ни случилось, она помогала ей и придавала ей внутренних сил. Мать знала, что меня ждёт – это было то же, через что пришлось пройти и ей самой. Она хотела, чтобы я был во всеоружии и с детства готовила меня к будущему, ожидая того дня, когда зёрна, посаженные ей, взойдут и дерево её веры прорастёт во мне.

Долгое время я следовал за матерью, не задумываясь ни о чём и слепо ей доверяя. И долгое время я жил, не подвергая сомнению её решение выбирать мою веру за меня. Ребёнком я был готов ради неё на что угодно – лишь бы она всегда оставалась рядом со мной и была счастлива. Мать ждала от меня послушания, ждала веры и безоговорочной преданности. Из любви к ней я был готов дать ей всё это и даже больше. И если бы она вдруг задумала позвать меня с собой в ад, я бы ответил, не раздумывая ни секунды: „хорошо. Где мы будем спускаться?“

И вот, долгожданный день настал – сегодня нас примут в пионеры. Мой класс выстроили в несколько рядов на втором этаже нашей школы. Мне девять лет и я один из самых маленьких. Мы все немного нервничаем. Посвящение – ответственное событие и атмосфера в зале напряжена. Вот-вот свершится таинство, и каждый из нас принесёт обещание Пионера Советского Союза. Нам вручат наш пионерский галстук и значок. Остаётся только выслушать законы пионеров.

Торжественным голосом нам объясняют, какой сегодня ответственный и светлый день в нашей жизни. Пройдут годы, даже десятилетия, и он навсегда останется в нашей памяти. Повзрослев, мы будем оглядываться назад, на наше счастливое детство и с лёгкой грустью вспоминать нашу школу, наших любимых учителей и сегодняшнее посвящение. Все мы стоим и слушаем. Нам говорят:

– Ребята, до сих пор вы были октябрятами. И вот, наконец-то наступил тот знаменательный день, когда вы повзрослели и вас примут в пионеры. Кто такой пионер, дети? Пионер – это юный строитель коммунизма! Он без устали трудится и учится для блага Родины. Готовится стать её надёжным оплотом и защитником. Пионер – активный борец за мир, друг детям и трудящимся всех стран, ответственный ученик и пример для подражания. Пионер равняется на коммунистов, готовится стать комсомольцем, ведёт за собой октябрят…