«Тогда встречаемся в двенадцать у остановки речного трамвайчика. И захвати из дома что-нибудь пожрать, если есть! У нас сегодня скатерть-самобранка».

«Ок», – ответила Вита и покосилась на часы. Господи, уже двадцать минут двенадцатого! Она торопливо захлопнула ноутбук и вскочила. Собираться нужно было немедленно, иначе она рисковала опоздать. Речные трамвайчики ходят раз в час, ждать её, само собой, никто не станет… а ей ужасно не хотелось пилить к крепости в гордом одиночестве.

Кинувшись в кухню, Вита быстро сгребла с блюда в пластиковый контейнер оставшиеся блинчики, от души сыпанула в пакет мытой жёлтой черешни из собственного сада, а затем в считанные минуты сварганила несколько бутербродов с колбасой и сыром. Ну что ж… она готова. Можно выходить. И плевать, что там будет Дарина! В конце концов, Вита идёт туда не ради неё, она просто хочет увидеться с друзьями… в том числе и со своим лучшим другом. А присутствие залётных московских фиф совершенно её не заботит. Честно-честно.

Притормозив в прихожей перед зеркалом, она испытывающе глянула на своё отражение. Что ж, перед ней предстал тот самый грустный одинокий подросток во всей красе… Собирается на встречу с друзьями, а глаза при этом, словно у побитой собаки.

Вита изобразила натужную улыбку, показала своему отражению язык и торопливо выскочила за дверь.

Самым удобным и быстрым способом добраться до крепости был речной трамвайчик, ходивший по Южанке. Река брала исток из горного ручья, который, в свою очередь, вытекал из ледника на вершине, и впадала в море. С голубого ручейка начинается река, ну, а дружба начинается с улыбки…3

Их дружба действительно началась с улыбки. С его улыбки, которая поразила маленькую Виту в самое сердце.

Её, трёхлетнюю, тогда впервые привели в детский сад, и она отчаянно рыдала, сидя на скамеечке в раздевалке, потому что мама, коротко клюнув её в круглую щёку, убежала на работу, не дав бедняжке даже опомниться.

– Успокойся, Виталина, – тщетно увещевала её воспитательница с непроизносимым для маленького ребёнка именем Анастасия Игоревна (после многочисленных и безуспешных попыток выговорить имя-отчество воспиталки Вита в конце концов стала звать её «Анастасига»).

– Мама заберёт тебя в обед! Поиграй пока с ребятами, посмотри, какие у нас в группе красивые игрушки, а после завтрака мы все пойдём гулять… Ну всё, хватит плакать! Где твой платочек? Вытри нос, и будем знакомиться с остальными!

Подвывая и всхлипывая, Вита, легонько подталкиваемая Анастасигой, послушно вошла в группу. Её тут же окружили – всем интересно было поглазеть на новенькую.

– Рёвуска-коровуска, – тут же снисходительно заметила какая-то противная рыжая пигалица. – Ты, сто ли, маленькая? Только малысы ревут.

Вита хотела было ответить, что никакая она не малышка, что ей, вообще-то, уже исполнилось три года и плачет она просто потому, что ещё не привыкла к садику и скучает по маме, и вообще – чего эта рыжая воображает, если сама не выговаривает букву «ш», но… тут от толпы отделился вихрастый мальчишка и, улыбаясь во весь рот, с интересом спросил:

– А вот так умеешь? – и задрал правую ногу до самого уха.

Но она смотрела не на его ногу. Мальчишка улыбался так, словно делал это для одной только Виты в целом мире, для неё – и больше ни для кого на свете! И она уставилась, словно заворожённая, на эту его потрясающую улыбку.

– Не умею… – прошептала Вита, невольно улыбаясь ему в ответ сквозь непросохшие блёстки на густых ресницах.

– Ладно, научу, – с ноткой покровительства пообещал он. – Тебя как зовут?