Харви было стыдно за свои недавние мысли. Вместе со стыдом пришло осознание, что никогда впредь не должна она даже допускать малейшей идеи о том, чтобы причинить боль или урон другому человеку. Это путь ложный, путь саморазрушения. Когда враг твой бьет тебя, он и не подозревает, что сам себя бьет в этот самый момент сильнее, потому что твои внешние кровотечения ввиду их очевидности можно остановить оперативнее, нежели внутренние гематомы врага, которые тот каждый раз получает, нанося удар, и о которых ничего не подозревает, пока не потеряет сознание.
Женщина, что подобно стервятнику растерзала их семью, была для Харви воплощением зла. Зла этого мира, всех его пороков и уродливых шрамов. С фанатичной одержимостью Харви посвятила свои мысли борьбе со вселенским злом, решив, что для этого достаточно уничтожить его воплощение. Но не предупреждали ли великие, что всякая попытка истребить зло неизбежно истребляет и всякое добро? Что чем более яростно борешься со злом, тем неустаннее творишь его сам, неосознанно, одурманенный духом фанатизма?
В слезах, застилавших глаза, мир преломлялся всеми цветами радуги. Сквозь это искажение Харви наконец-то увидела: та женщина – всего лишь человек, очередная калека этого мира, чье существо так сильно изуродовано, что способность грациозно ходить, скорее всего, утеряна навсегда. Мысль о том, что она – это Зло, казалась даже курьезной. Харви прониклась к ней если не состраданием, то каким-то соболезнованием. Словно когда у малознакомого человека умирает близкий, ты все равно соболезнуешь. Не надо быть в теплых отношениях, чтобы понимать: смерть каждого порождает скорбь, тоску по светлому, что есть в каждом. Смерть – значит, что-то хорошее ушло безвозвратно, поэтому по каждому интуитивно скорбит весь мир. А в этой женщине когда-то давно не стало большой части самой себя. Харви искренне соболезновала ее утрате.
Поскольку настоящего внешнего зла, сосредоточенного в одной точке, не существует, материальное воплощение зла присутствует только в нашем воображении. Взращенное внутри себя зло Харви проецировала на весь мир, так что перестала чувствовать космос вокруг, сделавшись рабыней собственного надуманного зла. Каждый раз делая шаги на пути его уничтожения, Харви уничтожала только саму себя. Как трагична она была последние годы, раз за разом проецируя всю внутреннюю боль на то, что ее окружало.
Харви находила причины для злости во всем, в каждом дуновении ветра видела стремление Вселенной обидеть себя, а сама сердилась на отсутствие справедливости, так как нестерпимо жаждала возмездия. И только сейчас она кончиками пальцев начала нащупывать истину, гласящую, что человек, хоть и является частью Большого замысла, но прежде всего – собственный творец. Состояния светлые и темные исходят только изнутри, справедливость – она прежде всего внутренняя, счастье не наступает после возмездия, оно наступает тогда, когда справедлив и честен по отношению к себе.
Была ли Харви дана вся эта боль, чтобы, почувствовав ее на себе, более никогда не причинять ее другому, врагу ли или другу? Когда она дотронулась до врага чувством соболезнования, вся концепция врага в голове испарилась, а Вселенная приоткрыла щелку, сквозь которую сияла панацея для израненных душ – добро. Но сколько впереди работы, чтобы открыть эту дверь и войти в комнату! Харви схватила ладонями края лавки, сжала их крепко-крепко, как иной раз мы сжимаем друга, чтобы не выражать словами все те благодарность и тепло, что приобретаем в душе во время общения. Лавка ответила проникающим теплом, и Харви удовлетворенного расслабила ладони. Не замечая, Харви начала напевать какую-то фолк-роковую мелодию, правую руку оторвала от лавки и сделала неуверенное движение, отдаленно напоминающее что-то из балета, заставляя руку то и дело замирать на мгновенье, заменяя тем самым этнический ударный инструмент, наверное, обычный бубен. Затем, быстро прижав руку к себе, Харви помотала головой.