В первую ночь в новом городе Харви заснула, просто положив голову на подушку, а наутро поняла, что впервые за два года она не плакала среди ночи. И тогда стало понятно, что убежать от проблем можно. Чтобы не упустить удачу, Харви начала бегать каждый вечер, когда знойное солнце опускалось, и весь город окутывала теплая прохлада. Девушка бежала через улицы, парки и мосты, каждый раз пересекая реку, она знала, что ее боли остаются на том берегу, а затем тихо умирают, не в силах жить отдельно без нее. Харви завершала свою пробежку бегом вниз и вверх по лестнице, ликуя оттого, как ее внутренние враги спотыкались и разбивали лица о ступеньки, в то время как она продолжала свой бег с улыбкой победителя на губах. А на ухо сквозь наушники ей то нашептывали, то кричали слова ободрения известные музыканты, призывая продолжать двигаться вперед даже тогда, когда сбивалось дыхание или колол бок.
Концепция работала: не причиняя никому вреда, Харви тем не менее изгоняла из себя все больше и больше черноты, освобождая место для обычного кислорода, для сладких ароматов города, который продолжал цвести даже осенью, для каштанового дыма, чей запах отдалено напоминал запах жареного картофеля, а значит, неизменно возвращал к мыслям о бабушке. Харви скучала по ней, в ее умении следить за собой и подавать себя было что-то, так же свойственное парижанкам старшего поколения. Париж бы определенно подошел ей к лицу.
Харви полностью погрузилась в жизнь нового города, очарованная его темпераментностью и бесконечным желанием удивлять. Ей нравилось сочетание уютного тепла узких и живых европейских улиц и грандиозного масштаба площадей и зданий. Все это было созвучно сердцу Харви, которой хотелось и уюта, и размаха.
Этот город никак нельзя было назвать скучным собеседником. Он то удивлял, то смешил, то умилял, то бросал вызовы. Главном вызовом было общение. Обстоятельства делали знакомства с новыми людьми необходимостью. Тогда Харви осознала, что вокруг нее образовалась плотная скорлупа, сквозь которую она не могла пробиться. Видя перед собою новое лицо, Харви испытывала сильный стресс, ее голос дрожал, начиналось сильное заикание, глаза хотелось спрятать, она вела себя странно и отдавала себе в этом полный отчет, но ничего не могла поделать.
Однако судьба любила Харви и даже в минуты отчаяния смягчала падение. Харви считала, что ее поколение, выросшее в относительно стабильных условиях, вне голода и войн, мало чем отличалось от европейцев. Но оказавшись среди студентов из всех стран Европы, а также обеих Америк и Азии, Харви на своей шкуре ощутила величие европейского гуманизма. Ей везло, на ее пути всегда встречались хорошие люди, но она помнила, что в массе своей человечество жестоко, а потому никогда нельзя расслабляться. Жизнь, в понимании Харви, – это джунгли, где стоит только на секунду потерять бдительность, как тебя сожрут. Все ее восприятие было истиной, но только на ее «территории». Здесь, среди этих безбашенных, неконтролируемых, веселых молодых людей, можно было полностью расслабиться, ведь каждый из них был гуманен к человеку и исключительно точно определял границу добра и зла. Возможно, эти рассуждения Харви были слишком предвзятыми и возвышенными, ведь окружали ее образованные студенты лучших университетов мира. И, вместе с тем, разница в том, как ведет себя не каждый в отдельности, а масса, была очевидной. Это были своего рода тепличные условия, в которые попала новоиспеченная заика Харви.
Словно заново рождаясь, Харви проламывала изнутри свою скорлупу в шумных студенческих компаниях, весело распивающих янтарное вино на набережной Сены, на зеленой траве перед Лувром или на наклонных улицах Монмартра, словно приглашающих тебя сделать свой выбор: скатиться вниз в пучину собственных слабостей или карабкаться ввысь, становясь сильнее с каждым шагом. Именно там, вместо первого крика новорожденного, Харви присоединялась к хору молодежи, возомнившей себя ничуть не худшими исполнителями «Imagine», чем знаменитый британец. И каждый из поющих был уверен, что сегодня на романтичных улицах Горы мучеников их исполнение было наиболее проникновенным из когда-либо услышанных на этой земле. Атмосфера Монмартра настолько плотная, что порою казалось: переживания, страсти, внутреннее напряжение и надежда всех, кто сюда приходил в поисках свободы, действительно задержались на этом холме, став настолько же физическими, как окружающие здания. Здесь не было хорошо, но можно было увидеть свои чувства в зеркало и поправить то, что криво сидит. Харви хмельно кричала о вечных несбыточных идеалах и чувствовала, как скорлупа начинает давать трещину.