Харви усмехнулась про себя, подумав, что все люди, которых окружающие с придыханием одаривают эпитетом «творческий», на самом деле ни на что не годные бездари, которые, если следовать более древним религиям, вынуждены будут переродиться, так как явно просто упустили все отведенное им время. Другие мыслят дальше и убеждают, что страдания этих людей не напрасны, через свое творчество они помогают людям лучше осознать мир. Может быть. Хотя Харви была уверена, что искусство – почти всегда, лишь прикрытие для потерянной души.

Однако Харви отнюдь не была согласна со всеми теми скептиками, которые с вызовом и легким фальцетом в голосе утверждают, что детство детством, а сейчас это уже «взрослая женщина» или «взрослый мужчина», и пора бы брать жизнь в свои руки, а не «лоботрясничать». Они, безусловно, правы, однако сколько вы видели диких животных, рожденных и выращенных в неволе и с легкостью выживших в диких условиях? Таким зверям тяжело, потому что они ни черта не знают о настоящей дикой жизни. Они были помещены в искусственные условия с абсолютно искаженными законами. А здесь не заточенный в клетку зверь, но человек, который на протяжении всей своей жизни руководствовался созданием видимого благополучия и решал проблемы взрослых. Как? Как ему теперь жить, когда оказалось, что все его навыки никак не помогут в реальной жизни? Как что-то понять о себе, если ты никогда не мыслил себя? Как понять, что нравится, если ты всегда выбирал то, что нравится другим? Как полюбить без оглядки, если те, кто должен был по природе вещей любить тебя, могли сделать больно в самый неожиданный момент? Как защитить себя, если привык сам защищать других и сносить нападения любимых?

Каждый шаг в жизни выливается в бесконечные вопросы, ответы на которые можно искать годами и зачастую безрезультатно. Все же Харви твердила себе: «Терять надежду нельзя». Дикий зверь борется за свою жизнь до конца: пусть неумело, пусть делая грубые ошибки, пусть трусливо и смешно, но рьяно, потому что знает, кроме него самого, никто не сделает его настоящим. А за настоящего себя нужно биться до тех пор, пока бьется сердце.

Харви сидела за рабочим столом, разглядывая красивую итальянскую бумагу для рисования. Когда проводишь по бумаге кончиком пальца, чувствуешь легкую дрожь по всему телу от неровности и мягкости ее поверхности, от мельчайших ямочек, в которые попадает подушечка пальца, и, конечно, от предвкушения того, как эту прекрасную пустыню цвета слоновой кости ты оживишь, наполнишь смыслом, а возможно, полностью и безвозвратно испортишь. Именно это легкое ощущение власти будоражит воображение творца.

Окуная кисть в краску, Харви думала о том, что такой же властью обладают родители над своими детьми. Кажется, некоторые рожают свое продолжение лишь затем, чтобы насладиться этим порочным чувством. Хотя, вероятнее, даруют жизнь потому, что того вопрошающе ожидает общество. Бездумно следуя наставлениям толпы, словно рыбка в стае, отцы и матери затем находят удовольствие в игре с чужой жизнью. Причем тратят на эти жестокие забавы время, отпущенное и своей, и чужой душе.

В детстве все было гиперболизировано, использованные в жизни краски были кричащими и неуютными. За великой драмой следовал момент яростного счастья. Как бы пытаясь загладить все те ситуации, которые не должен наблюдать ребенок, родители старались создать что-то триумфальное, ни с чем не сравнимое, чего не было ни у кого. Подсознательно им казалось, что именно так весы приводятся в равновесие. Поэтому Харви смогла увидеть мир широким: путешествия, музеи, спектакли, необычные выставки, редкие вещицы – все это было в изобилии. Иронично, но этого было недостаточно, так никакие материальные и даже духовные блага не способны полностью компенсировать отсутствие любви в семье, ее восприятие родителями лишь в качестве препятствия для реализации собственных желаний.