Обследую комнату, в которой мы будем жить втроём, бывшую мамину и папину спальню. В детской тётя Валя с Надей, а кухня и столовая – общие.

Полки шифоньера пусты, в книжном шкафу из всех книг остались только брошюры, папины учебники по математике, учебник стенографии и хрестоматия для художественной самодеятельности. Всё.

Папин письменный стол зияет пустыми ящиками. И вдруг в самом нижнем я вижу ёлочные игрушки! Стеклянная девочка в стеклянной шубке и шапочке, на тоненьких стеклянных качелях, шары, сосульки…

Я просто онемела от счастья, ведь помнила, помнила эту девочку, сама вешала её на огромную ёлку, которую всегда устанавливали посреди столовой.

– Я нашла наши ёлочные игрушки!

– Это не ваши, а наши ёлочные игрушки, – отрезала Надя.

– Да нет же, там девочка на качелях, я её помню! – твержу я, но мама говорит спокойным голосом:

– Ваши – берите. Мы больше потеряли.

– Это мы всё потеряли, пока сторожили вашу квартиру!

– Не будем ссориться, Валя, тебя никто не просил её сторожить.

Надя под моим немигающим взглядом перекладывает игрушки из ящика в свой подол. Они не помещаются, тогда она кладёт их обратно и уносит вместе с ящиком.

Ещё одну свою игрушку я видела у Саши Стукаловой, соседки по балкону, – кроватку для куклы с пружинной сеткой, мне её купили перед самой войной. Я так обрадовалась! Не сомневалась, что мне её немедленно вернут!

Но Саша закричала, выбежала её мама:

– Не твоя это кроватка. Их полны были магазины перед войной. А ты, растяпа, не выноси ничего из дома!

Больше у меня не было игрушек в детстве. Никогда, ни одной.

А потом я нашла под тумбочкой папиного стола два огрызка карандаша, оранжевый и зелёный. Не сказала никому, спрятала в свой пенал, и всё.

В доме царило напряжение, я чувствовала его просто физически – как смотрела на нас с Вовкой тётя Валя, как бросала зло:

– Не прыгайте на диване! Могла бы подмести, целый день в доме толчётесь! Идите гулять, все дети на улице, а вы всё дома и дома!

Мама искала работу, это было самое главное. Возвращалась поздно, ни о чём не спрашивала, только смотрела с надеждой мне в глаза. Я качала головой, писем не было.

Однажды днём пришла Надя с подружкой. Ходили по столовой, спальне, кухне, открывали шкафы. Демонстративно не замечая меня, перебирали книги в шкафу.

– Нечего, просто нечего продать, ходишь голодная.

– Пирожок на базаре не на что купить.

– Давай – учебники, хоть мои, хоть твои, а учиться по одним!

– Так, как мы с тобой учимся, можно и без учебников. А это кто?

– Хо-зя-е-ва приехали. Прохлаждались на юге, пока мы тут им квартиру стерегли. А теперь заявились – выметайтесь, куда хотите.

У меня просто дух захватило от этого вранья. Никто их не прогонял, мы не могли остаться, нас бы всех убили, как дедушку. И зачем было сторожить квартиру, мы же её заперли! Но я молчу, смотрю Наде в глаза и молчу.

Они переехали всё же. Какие-то мужчины вынесли, ругаясь, их диван по железной лестнице, мешали перила. Когда вечером пришла мама, дома были только мы с Вовкой. И я тщательно подмела все комнаты, и детскую тоже.

Мы стали жить втроём. В школу я не ходила, мама боялась оставлять Вовика одного.

– Может, когда я найду работу, мне помогут устроить его в детский сад. Тогда и пойдёшь в школу, хорошо?

– Хорошо, – отвечаю неуверенно.

Качаюсь на калитке, хотя за это влетает от дяди Коли. Но сейчас он на работе, и я раскачиваюсь туда и обратно, калитка скрипит. Может, на этот звук возле наших ворот появляются окрестные мальчишки. Не помню ни имён, ни лиц – только Женьку из соседнего двора.

Сейчас выйду за ворота, и они пойдут за мной, как стайка волчат. Не понимаю, как я оказалась в роли вожака.