Уже тогда солдаты начали предлагать привлекательным женщинам «быть поласковее» с конвоирами. Дразнили вкусной едой и ароматным горячим чаем. Нели молча отворачивалась, обнимая Софи покрепче. Кто-то пытался бунтовать, и тогда Нели закрывала дочери уши, но это не спасало: выстрелы оглушали. Спали они в обнимку: Нели расстегивала пальто и на себе и на девочке, чтобы можно было обменяться теплом. Сверху Рута накрывала их шалью, а после прижималась к спине ребенка грудью, обеспечивая дополнительным обогревом.

В их связки до лагеря дошли все. В других были потери, но Нели старалась не считать погибших. Все надеялись, что в колонии будет легче. Но они ошиблись.

Поселение было большим, поделенным на сектора. Как оказалось, сюда отправляли всех астрийских пленных: основная линия фронта уже далеко отошла от границы. Военнопленные содержались отдельно, за высоким забором с колючей проволокой. Вокруг лагеря тоже был забор, а за ним магические ловушки и мины.

Повсюду была грязь, так как настилов никаких не было. А ещё чем-то отвратительно воняло. Вскоре они узнали чем. Недалеко велась добыча серной руды, и именно этой работой «добрые» гильгенцы обеспечили пленных.

Пленным из Куштейна выделили несколько бараков в одном из секторов: женщин поселили отдельно от мужчин: стариков и подростков. В самом помещении плотненько стояли двухэтажные кровати.

Приползли в лагерь они уже к вечеру, поэтому все тут же повалились на койки. Но вскоре всех вывели на построение. В чем-то им повезло: старший офицер их сектора не позволял солдатам издеваться над пленными и трогать женщин без их согласия. В мужчине чувствовалась военная выправка, даже его хромота не сразу бросалась в глаза.

Со временем соседки стали с интересом поглядывать на него: внешность у Барга фон Ларсена была привлекательной. Однако Нели избегала его всеми возможными способами. Часто чувствовала его взгляд на себе, но не поднимала примечательных ярко-голубых глаз, проходя мимо. Но вскоре стало не до чего: из-за ребенка ей была установлена полуторная норма добычи серной руды. А кормили здесь так же плохо, как в дороге, и всего два раза в день. Софи уже не капризничала (конфеты кончились ещё на подходе к лагерю), ела невкусную кашу наравне со всеми. Первое время Нели брала её с собой на карьер, но Гаврис объяснил, что газы там ядовиты. И в тот же вечер она из обрывков нижней юбки сделала повязки на лицо. И больше не рисковала здоровьем девочки – уговаривала дежурных по бараку присматривать за девочкой днем. Не всегда женщины соглашались легко, иногда требовали плату, и она отдавала свой хлеб – больше у неё ничего не было.

С нормой ей по первому времени помогали соседи с Лавандовой улицы. Но вскоре из-за скудной еды у них уже не оставалось сил на помощь. И Нели не могла их винить. Но сама она с трудом набирала одну норму, поэтому и без того скудный паёк ей урезали до одной порции еды на них двоих с дочкой. Хлеб же приходилось отдавать дежурным. Рута делилась своим кусочком с Софи, и уже за это Нели была ей благодарна.

Ближе к осени одна из женщин, старая Сара повысила оплату до двух кусков хлеба. Один выдавали утром, один вечером. И Нели чуть не расплакалась от отчаянья.

– Дура ты, – припечатала Майя, заматывая портянки на ноге – колготы у всех уже износились до дыр. – И себя и ребенка погубишь. Присмотрись к солдатам, некоторые же глаз с тебя не сводят.

Осознав, о чем говорит женщина, Нели застыла. Кровь бросилась в лицо. Сара же, ухмыльнулась с издевкой.

– Вечером отдам второй, – прошептала Нели, сглатывая ставшей горькой и вязкой слюну. Хотелось крикнуть, что ни за что и никогда, но она заставила себя промолчать. А вот не думать об этом варианте уже не получалось