– Подожди! – крикнула Танька брату и подошла, улыбаясь.

– Знаешь, кто я?

Она со мной заговорила! Прекрасная чудо-девочка с картины! Сейчас мы подружимся, и Костик пропустит меня. Он слушался Таньку беспрекословно. Я радостно улыбнулась в ответ:

– Знаю, ты Таня. А я из четвёртого «Б», меня зовут Поля.

– А где тебе такое пальто купили? Дашь поносить? И тогда ходи хоть где хочешь.

Красивым людям миндальничать незачем. Им полагается брать всё и сразу. Да и я была готова дать поносить хоть весь свой гардероб, для подруги же ничего не жалко. Мы будем делиться поровну, я с ней вещами, а она со мной – возможностью стать частью стаи, живущей по своим свободным законам. Я сняла пальто, купленное неделю назад вместе с сапожками «в цвет» – мама выбирала придирчиво долго, вращая меня перед зеркалом в универмаге. Танька проворно стянула своё, и мы обменялись одеждой. И глядя, как Танька кружится в танце, вскинув руки над головой, под одобрительные хлопки и присвистывания зрителей у ореха, я была рада, что смогла кому-то доставить счастье, и что это так просто и честно, и что дружба – важнее всего. А потом Танька остановилась, и внезапно залезла в карман своего-моего пальто.

– Ключ! А семечки можешь доесть, там осталось. Завтра придёшь – поменяемся обратно.

И она отвернулась и быстро направилась к дереву, где уже оживлённо галдели подошедшие девочки постарше и «чапаевские» пацаны.

Я не могла поверить, что это всё. Да, я рассчитывала на благодарность в виде внимания! А получила лишь шелуху от семечек и равнодушие. Может, она торопилась? Ведь не зря же выдернула так резко ключ. Наверняка, отец её бьёт за опоздания – это подозревали все, за спиной обсуждая Танькины синяки и царапины. Точно! Она торопилась, но завтра, когда мы будем меняться обратно, я прямо скажу ей: «Давай дружить!», и тогда всё получится. Она угостила меня семечками, я угощу её шоколадкой, у меня осталось полплитки, мне всё равно потом купят ещё.

Так, утешая себя, я вернулась домой, и остаток вечера думала только о том, чтобы мама не решила вдруг навести порядок на вешалке в коридоре, где я запрятала пропахшее кислым куревом Танькино пальто за кулисами старого папиного плаща.

На следующий день в школу я шла в одной тёплой кофте, затолкав вонючее пальто в пакет, как только родители ушли на работу. Я не смогла надеть его на себя, даже представив, что это вещь моего кумира. Я сочувствовала будущей подруге от всей души, придумывая, как предложу ей прийти к нам и постирать пальто в стиральной машинке. В ней есть центрифуга, и пальто можно высушить очень быстро, никто не поймёт. И ещё я спрошу потом, когда мы крепче подружимся, почему она не скажет маме, что ей нужно новое. Или хотя бы пуговицы пришить…

В школе Таньку я не увидела, расписание не совпадало. Но в условленном месте у дерева тоже не было никого. Я ждала три часа, прохаживаясь по аллее и пиная листву, пока окончательно не замёрзла на стылом ветру. Я думала: что-то случилось, поэтому нет никого, ладно, бывает, но завтра уж точно, завтра суббота, короткий день.

Но и на следующий день я не встретила Таньку ни в школе, ни на аллее. И с учётом надвигающихся выходных отсутствие своего пальто скрыть уже было невозможно. Мама приучала меня к дисциплине внешнего вида. В воскресенье она заставляла при ней показательно чистить щёткой верхнюю одежду и мыть обувь, аккуратно раскладывать трусы, майки и гольфы в ящике шифоньера, гладить белые форменные блузки и футболки для физкультуры. Я представила её лицо в начинающихся красных пятнах: «Полина!» Представила табуретку посередине кухни, противно дребезжащий в углу холодильник и ослепительно яркую кухонную лампочку в дыре абажура. Представила, как опять буду стараться не плакать, и опять не смогу.