Падая с ног, я буквально вломилась в номер, такая была усталость, и завалилась на кровать лицом вниз, словно сраженная пулей наповал. Все силы были исчерпаны, и моральные, и физические. Этот проклятый день принес слишком много стресса и огорчений.

Какая же я гадина! Обидела такого мальчика. Я не знаю, почему так устроено, однако разрушать человеку гораздо приятнее, чем строить. Может быть, в этом кроется причина всех войн, – политических (между государствами) и личных (между мужчиной и женщиной)?..

Ах, если бы не Ясенев, возможно, все было бы по-другому! Мне захотелось заплакать, но слезы не шли, – сердце застыло, словно окаменело, а камни не плачут, они крошатся и разбиваются вдребезги.

– Тело у тебя как у богини, а мозги куриные, не зря, значит, анекдоты про блондинок.

– Много вы знаете про блондинок!

– Теперь знаю!.. Нет, Шакурова, мне нужна жена, а не кукла для постельных утех. Так что лучше не приставай ко мне, пошлю очень далеко.

Вот такое у нас произошло объяснение с Ясеневым перед следующим полетом. Почему он решил, что я дура полная, не могу сказать. Может Началова, змея, что-то шепнула ему о том, как я веду себя с пассажирами?

Когда мы ожидали брифинг, я рассказала девочкам анекдот. Началова делала вид, что читает парижский журнал мод, но я-то понимала, что наша мегера ловит каждое мое слово. Анекдот был такой.

Сидят блондинки-стюардессы в комнате отдыха.

– А у Боинга семьсот шестьдесят седьмого модификации 400 ER размах крыла пятьдесят девять целых девять десятых метра, – увлеченно говорит одна, – крейсерская скорость восемьсот пятьдесят один километр в час…

– А мощность каждого из двух двигателей двадцать пять тысяч лошадиных сил, – подхватывает вторая.

– Это, Светик, если в нормальном режиме, а в форсированном…

В этот момент в комнату входят пилоты, и Светик прикладывает палец к губам:

– Тсс, девочки, внимание! Говорим только о тряпках, слышите, только о тряпках…

Девчонки мои жизнерадостно расхохотались, а Началова скривила свою и без того кислую и щедро напомаженную рожу. Случайно повернув голову, я вдруг заметила задумчивого Артема, он сидел в отдалении и явно прислушивался к тому, что я рассказывала.

А затем состоялся этот неприятный разговор, суть которого я воспроизвела выше. В прошлый рейс он подумал, что я клеюсь к нему, да еще момент «очень удобный» выбрала, – во время управления самолетом, вот и решил, что я несерьезная особа.

От невеселых мыслей меня отвлек зловещий голос Началовой.

– Ты, Шакурова, я смотрю, продолжаешь гнуть свою линию и упорствуешь в своей ереси, думаешь, что ты умнее всех, ладно, посмотрим. Ты еще не поняла, куда попала и во что вляпалась, вот в чем твоя главная проблема!

Не знаю, что на нее вдруг нашло, звучало устрашающе, и настроение было испорчено еще до того, как мы вошли в самолет. Если бы в тот момент я знала, что предстоявший рейс в самом деле кардинально изменит мою судьбу!

Пассажиры как всегда теребили по пустякам и крепко раздражали своей простотой. Я ходила по салону словно сомнамбула.

Женя выглядел неважно. Похоже, что из-за тех переживаний, которые я ему устроила, он плохо спал, то есть нарушил главное условие успешного полета – хорошенько выспаться перед вылетом. Тем не менее, он держался молодцом, вел себя так, как будто между нами ничего не произошло, и я снова (в который раз!) восхитилась его мужеством.

Вряд ли можно было сказать, что меня мучили угрызения совести. Мне было просто жалко его. Что поделать, но у меня не было к нему никаких ответных чувств, вот и все. Это как в математике, – если не хватает переменной, то уравнение не решается и никогда не решится, а математику я в школе любила, и мой папа очень надеялся, что я пойду дальше его карьеры машиниста экскаватора и стану инженером.