Но мне нужно знать.

НУЖНО.

– Солана, не плачь, – со стоном сжимает мои щеки и большими пальцами стирает мокрые дорожки.

Слезы.

Да, кажется, я реву. Но разве это важно, когда так заботит совершенно иное.

– Джек, я – твоя пара?

Молчит. Смотрит, не мигая, глаза в глаза, и молчит.

А я боль в груди чувствую. И не только в своей, но и в его. Дерет она нас обоих на части, рвет на живую. Потрошит.

– Пожалуйста, скажи, – одними губами.

Зажмуривается. Запрокидывает голову вверх. Натягивается, как звонкая струна, что готова лопнуть в один момент. Выпускает сквозь сжатые зубы воздух.

Вижу, как его потряхивает, как на лице перекатываются желваки, как напрягается шея, как бугрятся мышцы, когда он сжимает руки в кулаки.

– Дже-е-ек…

Смаргиваю, когда пелена перед глазами становится слишком густой, и врезаюсь в широкую грудь, когда меня с силой в нее вдавливают.

– Моя, – шепот в волосы кажется игрой рассудка. Желанной, но обманчивой. Слишком сладкое слово мне слышится, – моя, Солана. Ты – моя, – повторяет чуть громче.

Не успевает душа воспарить, а сердце возликовать, как следует продолжение, которое разбивает мой хрупкий рай на части.

– Но я – не твой. Прости, маленькая.

Хочется закричать. Завизжать. Начать драться и крушить все вокруг. Впервые моя созидающая часть – омежка – отступает, сраженная наповал какой-то дурацкой правдой, что не укладывается в голове.

Я больше не хочу и не могу быть тихой, доброй Соланой. Если не выплесну всю боль и отчаяние, меня разорвет на части.

– Я. НЕ ТВОЙ.

Торов будто чувствует тот вулкан, что закипает внутри меня, и подталкивает его ко взрыву. Меня ко взрыву.

– Не твой, – качает головой, глядя в глаза.

И мне чудится невозможное.

Будто видеть всё четко мешает не только соленая вода в моих глазах, но и пелена в его.

– Нет! Неправда! Мой! Мой! Мой!

Истерика вместе со слезами и криками выплескивается через край. Я впервые поднимаю руку на живое существо и бью Джека. По плечам, по груди, по рукам. Куда придется. Повторяя и повторяя единственно правильное: «Мой!»

Резкий взрыв также быстро гаснет. Выдыхаюсь за минуту или две. Даже на хороший скандал нет мочи. Ослабла в конец.

Прав Торов. Я и до него успела измотать себе нервы, истратила все силы под чистую. Сейчас вообще словно тряпка.

– Сколько дней ты не спишь?

Вместо того, чтобы меня отстранить и одернуть, Джек крепче прижимает к себе, зарывается пальцами в растрепанные волосы и массирует затылок.

– Сегодня третья ночь, – шепчу, утыкаясь носом во впадинку между его плечом и шеей.

Кедр и шалфей, пытаюсь надышаться. Млею.

Несмотря ни на что, окунаюсь в свой личный рай.

– Не могу отключиться. Не получается, – поясняю, ощущая легкий звон в ушах. – Много мыслей…

Так много, что кажется, скоро голова лопнет.

Добавляю про себя.

– Я заберу их себе, а ты отдохнешь, – произносит Джек уверенно, считывая даже то, о чем не говорю вслух.

Снимает меня с колен, не помню, как на них забралась. Укладывает на кровать, подхватывает из кресла плед и накрывает им сверху. Хочу сказать, что это не поможет. Уже пробовала и лежать, и медитировать, и изматывать себя хождением.

Но Торов скидывает обувь и ложится рядом. В одежде, как есть.

– Иди сюда, – вытягивает руку, предлагая использовать своё плечо вместо подушки.

Не раздумываю. Подползаю и прислоняюсь спиной к его груди, всем телом ощущая мощь, что теперь точно не даст в обиду. Вдыхаю любимый аромат, прикрываю веки и, наверное, впервые в жизни чувствую свою целостность.

– Сбежишь, когда буду спать? – уточняю, когда его правая рука накрывает мою, покоящуюся на животе, и сжимает, переплетая пальцы.