Ошибка леди Эвелин Делия Росси

1. Часть 1

Амвьен. 1913 год

Дождь лил не переставая. Капли барабанили по железному козырьку, отскакивали от него, вливались в поток, бегущий из водосточной трубы, растекались по двору. Две больших канавы по краям дороги не справлялись с напором, и площадь перед домом превратилась в настоящее озеро.

Я грустно вздохнула. Ненастье. Обычное кроненгаудское ненастье. Низкие серые тучи зацепились за шпили Амвьена еще вчера утром, и с тех пор так ни на дюйм и не сдвинулись. Висят и висят.

— Эви, ты долго будешь стоять у окна? Отойди, а то, не ровен час, продует.

В голосе леди Шарлотты прозвучало беспокойство. Интересно, искреннее оно или нет?

— Эви, ты слышала? — не отставала тетушка.

Хотя, какая она тетушка? Четвероюродная сестра моей матушки, по какой-то нелепой прихоти воспылавшая ко мне внезапными родственными чувствами.

— Эви? — в голосе леди Шарлотты прозвучал металл.

Когда опекунша переходила на «свинцовый тембр», благоразумнее было послушаться. Это я уже успела понять.

— Сейчас, — тихо сказала в ответ, а потом задернула занавеску, подошла к камину и протянула к огню озябшие руки. Тонкие, белые, изящные, забывшие, что такое физический труд. И то! Разве можно считать трудом вышивание картин и составление букетов? Или вклеивание в альбомы фотографий и устройство гербариев из засушенных цветов? Нет, конечно.

— Эви, подойди ко мне, присядь.

Леди Шарлотта легонько похлопала ладонью по дивану, указывая, куда именно я должна присесть.

— Да, миледи.

Оказавшись в опасной близости от своей благодетельницы, я почувствовала, как привычно засосало под ложечкой. Мерзкое ощущение. Вроде бы, ничего плохого не происходит, а ты все ждешь, ждешь, ждешь… И это ожидание сводит с ума, заставляя искать подвох даже там, где его нет.

— Дорогая, да ты вся дрожишь! — воскликнула герцогиня. — Мэри, принеси леди Эвелин теплую шаль, — обратилась она к служанке.

— Слушаюсь, миледи, — присела в книксене низенькая круглолицая Мэри.

Ее пушистые курчавые волосы, с которыми не могла совладать ни одна щетка, привычно выбились из-под наколки и застыли вокруг лица яркими рыжими всполохами.

— И скажи Марте, чтобы приготовила глинтвейн.

— Слушаюсь, миледи, — снова повторила Мэри и незаметно, как и подобает идеальной служанке, вышла из гостиной, а я настороженно покосилась на тетушку.

Леди Шарлотта выглядела уставшей. Резкие морщины в уголках рта, бледная кожа, мешки под глазами. Красивое, с правильными чертами лицо сейчас казалось слегка увядшим.

— Дай мне свою руку, Эви, — тихо сказала герцогиня.

Я протянула ладонь, и холодные пальцы впились в кожу запястья. В локоть словно ледяной молнией ударило, и я невольно дернулась, но герцогиня держала крепко.

— Завтра я отвезу тебя к портному, — искоса взглянула на меня леди Шарлотта. В ее черных, глубоко посаженных глазах отражалось кроненгаудское ненастье. — Выберешь парочку вечерних платьев.

— Разве у меня недостаточно нарядов?

Я удивленно уставилась на благодетельницу.

За те три месяца, что провела в Амвьене, я успела обзавестись целым десятком всевозможных платьев и костюмов. У меня за всю жизнь столько не было. Сколько себя помню, наша семья всегда едва сводила концы с концами, и даже деньги, что достались маменьке после смерти ее крестной, леди Грив, ничем не смогли помочь — они сразу же ушли в оплату долгов. Да у меня нарядного платья отродясь не водилось. А тут — и три прогулочных костюма, и пять вечерних платьев, и четыре утренних, и новое батистовое белье!

— Конечно, недостаточно, глупышка, — усмехнулась леди Шарлотта. Ее щеки слегка порозовели. — Тебе нужны еще как минимум четыре вечерних туалета, два костюма для верховой езды, ну и, разумеется, бальный наряд, — тонкие губы растянулись в улыбке. В глазах промелькнул жестокий темный огонек. Магия. Губительная магия Поглотителей.

Мне стало не по себе. Что, если однажды леди Шарлотта не сдержится и заберет мою жизнь? Вряд ли ее остановят родственные чувства — жила же она спокойно пять лет, зная, что вся моя семья погибла во время эпидемии виры, а меня приютила из милости леди Вонк? Вот, кстати, еще один вопрос, который до сих пор остается без ответа. Почему герцогиня вспомнила о нашем родстве именно сейчас? Сама она как-то сказала, что рассчитывает сделать меня наследницей своего имени и состояния, но мне с трудом верилось в подобную щедрость. И все три месяца я присматривалась и прислушивалась, пытаясь решить, что же на самом деле скрывается за щедростью леди Шарлотты, но приставать к ней с вопросами не решалась. Да и кто бы на моем месте решился?

— Ты боишься меня, Эви? — словно почувствовав мой страх, тихо спросила леди Шарлотта. А может, и почувствовала? Что я знаю о Поглотителях? Что вообще мы все о них знаем? В Кроненгауде не принято говорить о магии темных, не любят они, когда кто-то пытается раскрыть их тайны, потому и не приветствуют лишние разговоры и расспросы.

— Нет, миледи, — ответила я, настороженно глядя в пугающе черные глаза.

— Надеюсь, это так, и ты мне не лжешь, — в тихом надтреснутом голосе послышалась грусть. Она казалась такой искренней, такой неподдельной.

— Нет, миледи, — снова ответила я, стараясь, чтобы это прозвучало достаточно убедительно, а сама задумалась. Как же все-таки узнать, для чего герцогиня вытащила меня из Аухвайне и поселила в своем доме?

— Ты хочешь меня о чем-то спросить? — проницательно посмотрела тетушка.

Интересно, как ей это удается? Стоит только о чем-то подумать, а леди Шарлотта уже об этом знает!

— Да, миледи, — собравшись с духом, ответила я и вскинула голову. Глупая привычка, оставшаяся с детства. Маменька постоянно ругала меня за нее, но так и не смогла до конца искоренить «зловредный сорняк» в моем воспитании. К слову сказать, леди Вонк это тоже не удалось, хотя методы у нее отличались от матушкиных большей радикальностью.

— Ваша магия.

Я посмотрела на герцогиню и постаралась придать лицу наивное выражение.

— Вы расскажете мне...

Договорить я не успела. Черные глаза затянуло льдом. Бледные губы сжались в тонкую полоску.

— Мы не будем говорить о магии, Эвелин, — голос тетушки мог заморозить воду.

Я даже покосилась на стоящий на стеклянном столике графин, и мне почудилось, что на его хрустальных стенках появилась изморозь.

— Я предупреждала тебя, что ты не должна задавать лишних вопросов.

Казалось бы, высокий мелодичный голос и так звучал невыносимо холодно, но с каждым новым словом он становился просто невозможно ледяным.

У меня по спине пробежали неприятные мурашки.

— Ты слышишь, Эвелин? — тонкие пальцы сжались сильнее, и острые ногти пронзили кожу запястья.

— Да, миледи.

Ох, как же мне хотелось вырвать ладонь из захвата герцогини! Но я не смела.

Минуты бежали одна за другой, рука занемела, тишина казалась давящей.

— Иди к себе, Эви, — неожиданно сказала леди Шарлотта и выпустила мое запястье.

— Леди Эвелин, ваша шаль.

Мэри возникла рядом так тихо, что я вздрогнула и отшатнулась. Шелковая бахрома мазнула по кисти. На секунду мне показалось, что меня коснулась холодная змея, но я постаралась успокоиться и молча взяла у служанки расшитый яркими цветами палантин.

— Глинтвейн будет готов через минуту, миледи, — доложила Мэри.

— Отнесешь его в мою комнату, — тихо сказала леди Шарлотта и отошла к окну, словно не желая меня больше видеть. А может, так оно и было?

— Темной ночи, леди Шарлотта, — сказала я прямой, обтянутой пепельным атласом спине.

— Темных снов, Эви, — послышалось в ответ традиционное пожелание, но в голосе герцогини не было ни капли былого тепла.

Я смотрела на застывшую на фоне серого квадрата окна худощавую фигуру, в который раз пытаясь понять, что представляет из себя моя тетя и чего от нее ждать. Если бы разобраться в этом было так просто!

— Принести глинтвейн к вам в комнату, леди Эвелин? — тихо спросила меня Мэри.

Она была милой девушкой и всегда старалась прислушиваться к моим желаниям.

— Не нужно, — также тихо ответила я, и пошла к выходу.

***

В отведенной мне комнате было прохладно. Дрова в камине громко трещали, обещая жарко натопить большую, вытянутую в длину спальню, но, как и всегда, эти обещания оставались пустыми, а комната — холодной. Наверное, по-другому тут и быть не могло, ведь леди Шарлотта, как и большинство аристократов, не признавала технического прогресса, называя его «зловонной отрыжкой человеческого разума», и, соответственно, не пользовалась его плодами. И это в то время, когда в Амвьене уже многие обзавелись котлами, отапливающими дома при помощи нагревающихся пластин, а яркие бирольные лампы заменили старинные магические ары! И почему Высшие так привержены унылой старине?

Я привычно поежилась, плотнее закуталась в шаль и подошла к письменному столу, на котором лежал раскрытый Атлас мира. Взгляд упал на огромную, выделенную жирной черной линией Дарт-Остенскую империю. Собственно, империей она стала не так давно. Еще десять лет назад на землях древней Экопеи было три отдельных королевства: Дартштейн, Кроненгауд и Остенбрюге. А потом дартский король Вильгельм воспользовался каким-то новым оружием, разработанным его магами, и захватил Кроненгауд и Остенбрюге, а за ними — и соседние Вакарию и Уждоль, и теперь империя занимает всю западную часть материка. Как говорил мой отец, дарты всегда были слишком жадными до чужого и любили прибрать к рукам то, что плохо лежит. Впрочем, чему тут удивляться? У нас в Кроненгауде даже поговорка есть — видишь дарта, перейди на другую сторону улицы, пока не попал в неприятности!