Пока я рассматривала чужака, тот так же пристально рассматривал меня. Не знаю, что он увидел, но взгляд мужчины изменился, и в мою сторону протянулась рука.
«Помоги», — прочитала по шевельнувшимся губам.
Внутри что-то дрогнуло. Я бросила взгляд на правое крыло особняка, где светились окна тетушкиной спальни, подумала пару секунд, прикидывая, что могу сделать и как незаметно выбраться из дома и, накинув темный плащ, выскользнула в коридор. Боялась ли я, что незнакомец может причинить мне зло? Немного. Но не откликнуться на отчаянный призыв не могла. Так было принято в моей семье — если человек в беде, ему обязательно нужно помочь. Жаль только, что когда мы сами оказались в беде, не нашлось никого, кто протянул бы руку, и болезнь унесла моих родных, которых можно было бы спасти, если бы у нас нашлись деньги на шергенскую настойку. Но их не было. И не только у нас. Виру не зря назвали «эпидемией бедняков». Лекарство, которое поднимало на ноги даже самых безнадежных, стоило тридцать золотых. Неподъемная сумма. Не знаю, почему я выжила, доктора потом долго удивлялись, а я, очнувшись от липкого двухнедельного бреда, узнала, что никого из моей семьи больше нет. Ни папы, ни мамы, ни брата. И что все знакомые, к которым мама обращалась за помощью, ей отказали.
Наверное, именно тогда я и дала себе обещание никогда не проходить мимо тех, кому могу помочь.
В просторном холле было темно. Парочка аров были слишком тусклыми, чтобы осветить огромное пространство, и лишь парадная лестница таинственно поблескивала витыми позолоченными балясинами.
Я постояла немного, прислушиваясь к тишине особняка.
«Только бы тетушка не спустилась вниз, — стучало внутри. — Только бы не встретить никого из слуг!»
Мне повезло. Прислуга в этот час собиралась за ужином в подвале, а леди Шарлотта привычно читала перед сном в своей комнате.
Я осторожно вышла из дома, аккуратно прикрыла за собой тяжелую кованую дверь и пробралась вдоль стены под окна своей спальни. Мужчина был там. Он так и лежал, согнувшись каким-то невероятным образом, словно пытаясь слиться с ветками можжевельника, и заметить его в опускающейся на сад темноте было сложно.
— Кто вы? — спросила незнакомца.
Страх исчез. Остались только жалость и желание помочь. Да и чего бояться? Видно же, что этот несчастный сам смертельно напуган.
— Помогите, — попытавшись разогнуться, пробормотал мужчина. — Меня ищут. Я… Я не совершил ничего дурного. Пожалуйста!
Он побледнел, голос его звучал едва слышно, прерываемый стуком зубов, и я с трудом смогла разобрать произносимые слова.
— Кто вас ищет? Вы ранены?
— Нет. Пожалуйста…
Мужчина не договорил. Он опустил голову на руки и дышал так тяжело, как будто пробежал несколько десятков рье.
— Они найдут… и повесят меня… А я не делал… Не делал!
Последнее слово он выкрикнул хриплым шепотом.
И столько отчаяния слышалось за ним, столько боли было в усталых, покрасневших то ли от недосыпа, то ли от напряжения глазах, что я не стала раздумывать.
— Идти сможете? Я спрячу вас на конюшне. Переночуете и придете в себя, а завтра мы решим, что делать.
Мужчина шевельнулся и попробовал подняться, но пошатнулся и снова свалился в грязь.
— Подождите. Обопритесь на меня, я вас доведу.
Раньше мне часто приходилось сопровождать домой пьяного лорда Вонка. И зачастую нужно было попросту тащить его на себе, так что подобные «походы» были мне привычны.
— Вот так, держитесь за мои плечи. А теперь идем. Потихоньку. Осторожно.
Я переставляла ноги, придавленная тяжелым телом, и думала про себя, что за неполные три месяца уже успела отвыкнуть от обыденных «развлечений» моей недавней жизни.