Пётр Иванович встал, пошатнулся на затёкших ногах и, слегка покачиваясь, побрёл прочь от француза, бормоча:

– Морозы, вишь ли, их победили… Вот ироды!..

Удивлённый поведением своего визави француз пожал плечами и тоже встал. Посмотрев по сторонам, он направился в противоположную сторону, подальше от странного русского.

Антон, ранее обидевшись на Петра Ивановича, теперь с уважением посмотрел ему вслед. И неожиданно, сам того не ожидая, продекламировал Фёдора Тютчева:

– Умом Россию не понять, аршином общим не измерить: у ней особенная стать – в Россию можно только верить! Вот так-то, знай наших, француз! – прошептал он, усмехаясь.

Взгляд Антона неожиданно остановился на молоденькой барышне, стоявшей среди группы молодёжи и что-то шептавшей на ухо подруге. Её широко расставленные глаза, красивый нежный ротик, светло-рыжие шелковистые волосы с вплетённой в них красной розой заставили Антона забыть обо всём. Образ незнакомки, словно магнит, притягивал к себе. Их глаза встретились.

На лице красавицы появилось смешанное выражение озадаченности и любопытства.

«Цирцея[32]… Коварная обольстительница, живое произведение искусства, адское божество среди облаков… – вихрем пронеслось в голове Антона где-то прочитанные им слова восхищения. А внутренний голос зашептал: – Вот она! Не упусти свой шанс, дурень! Пусть и призрачный…»

Цирцея улыбнулась ему.

В груди Антона что-то ёкнуло, сердце гулко застучало набатом, он замер. Улыбка незнакомки ещё больше поразила его, она напомнила ему улыбку шаловливого ребёнка, который совсем неожиданно для себя увидел что-то необычное, ранее не встречавшееся… И это «что-то» очень хочется потрогать… Лёгкий румянец покрыл щечки красавицы.

И тут совсем некстати заиграл оркестр. Вальс…

Молодёжь засуетилась, застреляла глазами по залу в поисках партнёра.

– Венский вальс, господа! Кавалеры приглашают дам, – раздался сверху голос.

Незнакомка смутилась и, ещё больше покраснев, отвернулась. За спиной Антона послышались сварливые голоса старых дам:

– О времена, о нравы! Поди, раньше-то кавалеры заранее к нам, барышням, записывались на танец. А нонче… Гляньте, княгиня, как мужики зыркают по сторонам, что кобели в поисках сучки… Тьфу…

– Ваша правда, Серафима Георгиевна! В наше-то время балы полонезом открывали, во время танца, бывало, и знакомились, и в любви признавались, и разговоры нужные говаривали…

– Потом его менуэтом заменили, – мечтательно прошамкала первая старуха. – Теперича вальс всему голова…

– Убиенный император Павел ой как не любил сей танец, а потом и жена его, Мария Фёдоровна, аж до самой смерти противилась сему вальсу.

Старуха посмотрела сквозь лорнет на танцующие пары и опять в сердцах произнесла:

– И не совестно так прижиматься друг к дружке. Совсем стыд молодёжь потеряла.

Слушая причитания старух, Антон отвлёкся, но через минуту встрепенулся. Посередине зала уже кружились пары. Он вскочил, сделал шаг в сторону барышни, но понял, что опоздал: перед ней уже стоял гражданский щёголь. Изящно поклонившись и почтительно склонив голову, он пригласил прекрасную незнакомку на танец. Стрельнув глазками в сторону офицера, барышня покорно последовала за кавалером. И вот красная роза на аккуратной головке замелькала в гуще танцующих пар.

Разочарованно вздохнув, Антон сел. Захотелось выпить. Взглянул на свой бокал… пустой, идти за вторым – лень. Слуги, разносившего поднос с шампанским, поблизости не было. Антон на всякий случай, по примеру старого вельможи Петра Ивановича, вяло махнул рукой куда-то в сторону. Но вместо слуги с подносом перед ним неожиданно предстал сам Пётр Иванович.