– Теперь да, – ответил Макс, разглядывая снимок на маленьком экране. Он получился неплохим, хотя и не портрет, конечно. Почувствовав укол смущения за то, что сделал снимок прежде, чем поблагодарил или хотя бы поздоровался, Макс попытался объясниться: – Извини, просто не мог упустить такой кадр. Ты очень красивая. И ты спасла меня!

– И ты за это решил украсть мою душу?

Ее голос звучал на удивление сердито для такой невинной шутки. Девушка со странным именем – Атка, кажется? – даже подбоченилась. Но ее выдавала улыбка, которая пряталась в уголках губ. Макс далеко не сразу понял, что пялится на нее, как на чудо какое-то. А когда понял, то решил загладить неловкость и ляпнул первое, что пришло в голову:

– Я бы ни за что… я бы отдал тебе свою.

Ее брови вопросительно изогнулись, и Макс пожалел, что не провалился в люк. Вряд ли он мог бы создать более неловкую ситуацию, сказав всего пару слов. Даже если бы просидел над этой задачей больше десяти лет.

– Дядя, дядя, а тя как зовут? – постучала его по плечу девочка, о которой он совсем забыл. Не дожидаясь его ответа, она выпалила: – А меня Тина зовут. Клементина. Ты не забудешь написать мое имя и пивязать к какольчику, да? Мама говаит, что нужно обязатина посить у богов всиво хо-ошева для таво, кто помогаить.

Макс потер ладонью ушибленный затылок.

– Клементина, да? Я обязательно помолюсь за твое здоровье в храме. Спасибо тебе.

В больших голубых глазах девочки плескалось недоверие. Кажется, Макс слишком быстро согласился, и у нее появились сомнения.

– Я не баею, дядя, – укоризненно сказала она. – Ты напиши лучи, чобы папа нас с мамой юбил, и чобы у меня младший батик появилси. Тебе сказать, как папу и маму зовут, или маитва и так саботаит?

Макс посмотрел поверх светлой макушки на Атку умоляющим взглядом. Ему хотелось сказать, что он далеко не всегда пребывает в дурацком положении, а только когда оказывается рядом с ней. Пусть не делает скоропалительных выводов.

– Сработает, – тихо сказала Атка, наклонившись к девочке. – Я тоже буду просить богов, чтобы твое желание сбылось, Тина.

Она протянула ей мизинец, чтобы закрепить обещание. Хмурая задумчивость исчезла с лица девочки как не бывало. Она сразу поверила, заулыбалась и зацепила пальчиком мизинец Атки.

– Ну пока тада, – деловито сказала Тина, когда все формальности были улажены. Одернула платье, поправила перекрученный шнурок калейдоскопа и зашагала по своим невероятно важным девочковым делам в сторону детской площадки, с которой далеко по кварталу разносился веселый детский гомон и крики: «Ты ляпа!».

Макс и Атка проводили ее взглядами, она – задумчивым, а он – озадаченным. А потом они посмотрели друг на друга, и Макс, не выдержав, рассмеялся:

– Ну вот, спасла меня, а теперь хочешь не хочешь, а в храм надо идти!.. Там нам руки лентой и обернут.

Атка так на него посмотрела, что Макс подавился смешком. И закашлялся, чувствуя, как лицо заливает краска.

– Если… если ты не против, – выдавил он, глядя на свою камеру. Достал из кармашка и закрепил на объективе крышку. Убрал аппарат в чехол. Сердито дернул молнию. Вроде и не сказал ничего такого, что нельзя было бы обернуть в шутку, но все равно злился на свой болтливый язык. Девушки разве в таких влюбляются, кто сразу зовет в храм белой лентой руки обернуть? Нет, девушки влюбляются в тех, кому мысль про храм приходит в голову в последнюю очередь.

«Смотря какая девушка. С Кристиной мне такая мысль тоже в голову не приходила, – возразил сам себе Макс, раздраженно счищая ладонью грязные полосы на брюках. Ладонь тоже была грязная, и грязь счищаться не хотела, только еще больше размазывалась. – И вообще, здорово я головой ударился! Это-то все и объясняет».