Вот и зачем маме об этом знать?

Она начнет беспокоиться, писать, звонить, настаивать – и о работе придется забыть. Ну что она может посоветовать такого, чего бы он сам не знал? Обвешаться амулетами и на каждом шаге позвякивать, как Вечная ёлка? Так он уже. Разве помог ему амулет в виде громового молота отогнать навь, когда Макс уснул на новом месте? Ага, десять раз. Браслет, может, с красными нитями – шерстяной и хлопковой – оградил от дурного глаза?

Кстати про дурной глаз…

Макс с сомнением побарабанил пальцами по пластику мотив прилипчивой песенки про переменчивое женское сердце. Вариант обвинить в сглазе прекрасную девушку, придумавшую дурацкое имя, лишь бы отвязаться поскорее, был соблазнительно простым. Но обвинить Атку в подобном казалось кощунственным. Да кто угодно другой мог сглазить! Чего далеко ходить, если тут даже ночной портье носит навью маску! И ладно бы только маску, это можно списать на провинциальные причуды. Он и про шторы с затемнением наврал и смотрел еще так хитро, на Максовы амулеты внимание обратил, мол, столичный шик. И сразу после этого приснилась эдакая дрянь, ну!

Макс усмехнулся тому, как легко подбиваются аргументы под мистическую версию. Разве не об этом предупреждали его коллеги, отправляя в командировку в легендарный древний Восаград?

«Нет никакого смысла искать виноватых, лучше потратить это время на поиск решения проблемы», – часто говорила шефиня Элана Горьянова. Вряд ли она хоть раз имела в виду что-то подобное тому, что происходит в Восаграде, но Макс ухватился за эту мысль и стал раскручивать.

Если он отправит это письмо, мама тут же ответит: бросай все и приезжай. Жизнь важнее, мертвая кузина просто так не приснится, тем более не позовет за собой, а работа – что работа… работу новую найдешь. Да, вот именно так она и напишет. И, может, опять прозрачно намекнет, чтобы он заканчивал искать себя в коммерческой фотосъемке и пробивался в какой-нибудь театр из тех, с директорами которых она выпивала по бутылочке настоящей крепленой альбарисы. Настоящую альбарису для этих дел регулярно поставлял ее первый муж Хосе из своей знаменитой провинции у Срединного моря. Муж был мужем от силы полгода, но другом остался на всю жизнь, а лояльная к пересылке алкоголя почтовая служба обоих государств укрепила эту связь.

Работу новую Макс искать все же не хотел, потому что впервые ступил на шаткую карьерную стремянку, на вершине которой маячили заманчивые перспективы и даже какая-никакая, но все же известность среди настоящих профи. Театральный же фотограф десятилетиями будет ходить в один и тот же театр и снимать одни и те же лица. И мама будет ревниво следить, чтобы главными героями на снимках были не столько актеришки – да кому вообще есть до них дело? – сколько ее бесподобные костюмы, ее великолепные кружева, ее кропотливая вышивка.

Макс со вздохом стер все, что написал про Терезу, и отправил маме бодрый отчет о своем успешном заселении в пристойный восаградский хостел.

Маму все эти вещие сны, в особенности те, что снятся на новом месте, а тем более с мертвецами в главной роли, всегда волновали гораздо сильнее, чем Макса. Все-таки человек другого времени, можно и понять, и простить.

Подумаешь, мертвая кузина приснилась… С кем не бывает…

Захлопнув крышку от ноутбука, Макс натянул, наконец, светлые хлопковые брюки и летнюю рубашку, подхватил ремень сумки с камерой, и спустился с третьего этажа. Он надеялся, что увидит того же ночного портье в маске псоглавца, но вместо него за стойкой с ключами скучала полная кудрявая девица в модных прямоугольных очках. Модные очки подчеркивали овал ее лица и делали похожей на добродушную учительницу начальных классов, что странным образом очень даже ей шло. Макс положил брелок с ключом от комнаты на синий глянцевый пластик стойки.