Так оно и было. Однако даже ей нужен был хотя бы один слушатель. Горничная Охару как раз подошла на эту роль. Так что все подробности стали известны из её уст. Услышав рассказ Охару, люди сразу решили, что графская семья – это так называемые «бедные аристократы», а приданое Тимако составит от пятидесяти до ста тысяч иен. Также они легко предсказали, что сватовство, скорее всего, не состоится. Всё из-за причин, по которым расстроилась предыдущая помолвка. В тот момент ходило много разных предположений, но особенно золовки Масаэ сплетничали, что причиной было её прошлое акушерки. Их жёны, то есть свояченицы Масаэ, очень обрадовались, услышав это. Супруги жили душа в душу. Однако у своячениц был ещё один аргумент: мол, для старшего сына члена Торговой палаты внешности Тимако было бы недостаточно. Но если не считать слегка низковатых носа и роста, Тимако скорее была красивой, так что их слова были несправедливы. Их мужья, в свою очередь, горячо защищали внешность племянницы.
Масаэ же была убеждена, что причиной срыва сватовства стало поведение одного из её шуринов, Тиэдзо, и ни капли в этом не сомневалась.
II
Из щели в раздвижной двери мелькнуло кимоно с длинными рукавами, и в комнату одна за другой вошли Тимако, Харуко, Нобуко и Хисако – все в праздничных нарядах.
– О! Все в сборе! – весело воскликнул Гонъэмон, чуть не плача от умиления. – Вот так кафе! Одни бабы кругом. Эй, вы, официантки! Поднесите-ка отцу сакэ!
Он был в прекрасном настроении. С этого года в первый день праздника гостям подавали спиртное, и с утра он уже успел изрядно выпить, угощая посетителей фразами вроде: «Ну-ка, выпейте хоть одну!».
– Па-ап, ну что ты! – дочери засмеялись, пряча лица в длинных рукавах.
Масаэ хотела сделать мужу замечание за вульгарные слова – всё-таки дело касалось замужества дочерей. Но, к счастью, вокруг были только свои. Если бы кто-то посторонний… Впрочем, она промолчала. Однажды, когда она осмелилась перечить пьяному Гонъэмону, это кончилось для неё плохо.
– Эй, организуйтека нам нагауту! «Одноглазого самурая Исимацу» в исполнении Торадзо! Торадзо – мастер! У него голос, что надо!
В его речи смешались осакский и кисюский диалекты. Ни слова, ни содержание не могли понравиться девушкам. «Нагаута – это же так пошло», – подумали они про себя. Огласила это мнение, как всегда, Нобуко. Семнадцатилетняя, в очках. За ней давно закрепилась репутация «высокомерной». И сейчас она не могла не продемонстрировать это своё качество.
– Мы хотели поставить «Венгерскую рапсодию» Листа. Нагаута – это пошло.
Её речь была смесью токийского и осакского говоров.
– Ладно, сейчас поставлю! – Нобуко встала, и сёстры тут же последовали за ней.
Масаэ поправила пояс на кимоно Тимако.
– Что за высокомерие! – проворчал Гонъэмон. – Разве может быть что-то лучше пианино? «Пин-пон, пин-пон»… Масаэ, зачем ты их заставляешь учить эту ерунду?
Все, кроме Масаэ, согласились с ним. Она слегка надулась. Остальным же сакэ показался ещё вкуснее. За столом сидели Итидзиро с женой, Дэмсабуро с женой, Санкио и бывший слуга Харумацу. Последний наслаждался напитком больше всех. Его женили на горничной из дома Дзико по настоянию Масаэ, и теперь жена, выполняя её указания, помыкала им, лишая всякого авторитета в доме. Поэтому тот ненавидел Масаэ. Хотя были и другие причины. Но сейчас главной была именно эта женщина. То, что его жена на сносях и сегодня не пришла, тоже добавляло удовольствия от выпивки.
Жена Санкио лишь ненадолго заглянула, сославшись на грудного ребёнка, и сразу же ушла. Это слегка испортило Масаэ настроение. Она давно злилась на неё за высокомерие, которое та, якобы, проявляла из-за своего благородного происхождения. Но когда Масаэ услышала слух, что та на самом деле приёмная дочь и вообще неизвестно чья незаконнорожденная, то чуть не прыгала от радости.