потому, что деревенские землевладельцы изымали земли у арендаторов в селе. Площадь земли, которую эти собственники сдают в аренду односельчанам – как правило, своим близким родственникам, – оставалась стабильной на протяжении последних 12 лет. Все деревенские земли, выведенные за этот период из оборота, были, напротив, изъяты внешними собственниками (многие из них довольно богатые люди), которые решили обрабатывать землю сами, передать её своим взрослым детям или сдать её в долгосрочную аренду (паджак) другим крупным землепользователям.

Анализ распределения категорий землепользователей в 1967 и в 1979 годах демонстрирует относительно стабильную модель. Частичным исключением является первое появление в Седаке чистых землевладельцев – пяти домохозяйств, не занимающихся земледелием. Однако двое из этих землевладельцев сдают в аренду крошечные участки, поскольку они настолько бедны, что у них нет средств даже на вложения в посев риса и доведение его до получения урожая. Остальные люди из этой группы – это в основном старики, которые уже не могут заниматься земледелием, а также есть один человек, который из-за долгов был вынужден на какое-то время сдать землю в аренду, чтобы рассчитаться по требованиям кредиторов. Единственным заметным изменением стало незначительное сокращение доли крестьян Седаки, являющихся чистыми арендаторами (с 44 % до 35 %). Зато куда более впечатляющим стало сокращение размеров хозяйств представителей этой группы. Как и в 1967 году, они остаются заведомо самой многочисленной категорией землепользователей, но если в 1967 году они обрабатывали в среднем 6,1 релонга, то к 1979 году средний размер их хозяйств сократился до 4,1 релонга. Если исключить трех арендаторов, которые в настоящий момент обрабатывают более семи релонгов, то средний размер хозяйства остальных арендаторов снизится до 3,3 релонга. Как и в целом в регионе Муда, процесс утраты земель в значительной степени ограничен категорией чистых арендаторов. Несмотря на то, что в абсолютных показателях их стало больше (23 домохозяйства в 1967 году и 26 в 1979 году), они лишились более пятой части земель, которые обрабатывали до внедрения двойных урожаев. Размер хозяйств более мелкой группы чистых собственников-землепользователей в течение того же периода, напротив, оставался небольшим, но стабильным.

Подрыв положения арендаторов был тесно связан с важными изменениями в форме земельной аренды с момента перехода к двойным урожаям. Как уже отмечалось, одним из ключевых изменений стало фактическое исчезновение так называемой рисовой ренты (сева пади) и замена её рентой денежной (сева-тунаи)[216]. В 1967 году Хории установил, что чуть менее половины (48 %) договоров аренды земли в Седаке формулировались в денежном виде, а не привязывались к рису[217]. Однако к 1979 году исчезновение рисового эквивалента арендной платы было безоговорочным: более 90 % всех договоров аренды теперь предусматривали денежные платежи.

Как показано в Таблице 4.5, до 1970 года выплата арендной платы деньгами до начала посевного сезона была довольно редким явлением. Однако к 1979 году внесение арендной платы вперед стало довольно распространённым явлением – на долю этой схемы стала приходиться почти половина всех договоров аренды. В основном этот сдвиг произошел в первые два года двойных урожаев, когда первоначальные прибыли от новой ирригационной программы позволили большинству арендаторов платить авансом, а арендодателям – требовать арендную плату заранее. Для менее состоятельных арендаторов такая схема была весьма обременительной. Вопрос о том, сколько именно сельских жителей не смогли собрать деньги для оплаты аренды и в результате потеряли землю, как мы ещё увидим, является предметом оживлённых споров, в основе которых преимущественно лежит классовый критерий