– А что конкретно ты не хочешь продолжать? Я тебя не понимаю…
Он ищет ее взгляд. Его лоб слегка нахмурен, в его несколько рассерженном голосе слышны грустные нотки:
– Я знаю, что тебе это не нравится. Тем не менее, я вынужден спрашивать тебя об этом еще раз. Не было тебя в офисе все утро. Раньше ты хотя бы оставила записку или звонила, чтобы сказать, что задержишься или где находишься. В конце концов, это не совсем нескромно, что я хочу это знать. – Ева выдерживает его взгляд:
– Ты спрашиваешь об этом как мой начальник или как мой муж?
Вопрос на мгновение застает его врасплох. Неужели она действительно не понимает его или не хочет понять? Теперь его голос снова понижается, нахмуренные брови снова напрягаются, когда он отвечает в невольно холодной и отрывистой манере:
– Воспринимай это как хочешь!
– Хм… , – Другого ответа она не дает.
Норман пытается сдержать нарастающее волнение и теперь нервно барабанит пальцами по столу. Он с ожиданием смотрит на ее красивое лицо, которое заметно напрягается. Он настойчиво спрашивает:
– А что дальше?
Ева в этот момент смотрит на него открытым взглядом. Она с сожалением качает головой и медленно произносит:
– Я не могла сказать тебе, где я была, Норман. Мне это не позволено. Было бы мило с твоей стороны, если бы ты не настаивал на том, чтобы я ответила на этот вопрос.
– А почему бы и нет, если можно так смело спросить? – возражает он и, весь напрягшись, внезапно отворачивается к окну, чтобы скрыть от нее свое волнение.
– Потому что это было бы нарушением доверия! – спокойно и твердо с серьезным выражением лица ему отвечает Ева и снова откидывается в кресле.
Ее очевидное спокойствие заставляет Нормана нервничать еще больше. Он задумчиво ходит взад-вперед по комнате в своей обычной манере, когда сосредоточен на своих мыслях. Затем он внезапно поднимает голову и бросается к ней:
– Как давно мы знакомы друг с другом, Ева?
Ева удивлена и снова садится в кресло. Ее голос остается спокойным, когда она отвечает:
– Дай мне подумать!
И через мгновение, сосредоточенно нахмурив брови, она несколько нерешительно добавляет:
– Когда ты впервые пришел к моим родителям, мне было чуть меньше семнадцати. Значит, прошло около семи лет. – И вдруг улыбаясь:
– Я ношу это уже семь лет и больше не хочу.
– Что, конкретно? – спрашивает Норман в сомнениях.
Ева снова расслабилась и теперь смотрит на него с легкой усмешкой:
– Что ты, очевидно, все еще видишь во мне ту девочку-подростка, которой я была тогда! Я уже взрослая, сдала два университетских экзамена на оценку «очень хорошо» и – почему ты так на меня смотришь? Что с тобой не так?
Пока она говорит, Норман подходит к ней сзади, берет ее за подбородок, разворачивает, притягивает к себе, поднимает ее голову и целует в губы. Сначала она терпит это безразлично. Затем она отвечает на его поцелуй с нарастающей страстью, но вдруг замирает, словно ее губы стали безжизненными. Норман не может объяснить такое поведение, отпускает ее, отходит к окну, несколько мгновений потерянно смотрит на дома под ним и на проплывающий транспорт, снова поворачивается к ней и молча смотрит на нее. В его глазах горит слабый огонек. Затем он наконец тихо произносит:
– Что с тобой, или что было? Ты стала такой странной, Ева. Я целую тебя. Ты терпишь, отвечаешь на мой поцелуй, а потом вдруг становишься холодной как лед. Я этого не понимаю. Не могла бы объяснить мне, что с тобой?
Он подходит к своему месту за письменным столом, создавая таким образом дистанцию по отношению к ней, и садится: – Не можешь ли мне объяснить…? Почему? Зачем?