Ширкух покраснел от гнева и, остановив перед воротами лошадь, крикнул солдатам:

– И что все это значит? Немедленно откройте ворота! Я хочу говорить с Шаваром.

– Сожалею, атабек[19], – ответил один из стражей. – Визирь приказал не пускать вас в город.

– Я уверен, что произошла какая-то ошибка, – сказал дяде Юсуф и громко обратился к стражу: – Передай Шавару, что мы останемся здесь до тех пор, пока он не придет.

Им не пришлось долго ждать, Шавар вскоре появился над воротами.

– Ширкух! Юсуф! Я глубоко сожалею, что мы оказались в столь неприятном положении.

– Я уверен, что произошла ошибка, – повторил Юсуф, обращаясь к дяде. – Открой ворота, друг! – крикнул он Шавару. – Впусти нас, и мы поговорим.

– Боюсь, я не могу этого сделать. Как видите… – он указал на головы, – ваших людей больше не хотят видеть в Каире.

– Я тебя выпотрошу, двуличный ублюдок! – взревел Ширкух.

Юсуф положил руку ему на плечо, чтобы успокоить.

– Сейчас не время для внутренних распрей, – сказал он Шавару. – Армия франков всего в нескольких днях пути. Мы должны обсудить, как нам их остановить.

– У меня нет такого желания, – заявил Шавар. – Именно я пригласил их сюда.

Огонь внутри у Юсуфа стал сильнее.

– Зачем?

– Я хочу быть повелителем Египта, – ответил Шавар. – Однако этого не будет до тех пор, пока здесь остается ваша армия.

– Но мы же союзники. И я твой друг!

– Да, мы друзья, кто скажет, что это не так? – Шавар улыбнулся. – Мне больно поворачиваться спиной к такому доброму другу, как ты, Юсуф, но здесь нет ничего личного. Я должен был так поступить в интересах Египта.

Юсуф не мог поверить своим ушам. Этот человек не имел ничего общего с тем Шаваром, которого он знал. И улыбка, которую прежде Юсуф находил столь притягательной, сейчас выглядела фальшивой. Как он мог быть таким слепым?

– Будь проклят ты и все твои предки до седьмого колена, подлый ублюдок! – прокричал Ширкух, выхватил меч и принялся угрожающе им размахивать, не спуская глаз с Шавара. – Я не оставлю в Каире камня на камне. А тебе отрублю голову и помочусь в твой грязный рот!

– Вы можете попытаться, – весело ответил Шавар. – Но должен вас предупредить, что, если вы не уйдете прямо сейчас, с вами разберутся мои люди. Боюсь, это наш последний разговор. Прощайте, друзья.

– Сын ишака! – прорычал Ширкух. – Порождение шлюхи.

Стоявшие на стенах солдаты стали натягивать луки. Юсуф схватил дядю за руку.

– Пойдем, дядя. Нам нужно уходить. Мы отомстим ему позднее.

Джон подтянул грубый ворот плаща из темно-коричневой шерсти и с пряжкой на груди, как и полагалось духовному лицу. Миряне застегивали плащи на правом плече, чтобы оставить правую руку свободной. Еще одно преимущество пряжки на правом плече, с огорчением обнаружил Джон, состояло в том, что вес плаща распределялся так, что он не натирал кожу. Он снова поправил плащ, чтобы грубая шерсть не касалась раздраженной кожи. Даже в апреле в Египте стояла невероятная жара, и его туника промокла от пота.

– Я бы все отдал, чтобы сейчас оказаться в Англии, – пробормотал он.

– В Англии? – спросил Амори, когда Джон к нему подъехал.

Они вдвоем возглавляли колонну почти в пять тысяч воинов – среди них было около четырехсот конных рыцарей, у каждого из которых имелась толстая кольчуга, копье, меч и щит. Рыцарей окружало примерно три тысячи пехотинцев в кожаных куртках, вооруженных копьями и луками. Арьергард состоял из местной кавалерии, христиан, в течение нескольких поколений живших в Святой земле и имевших больше общего с сарацинами, чем с франками. Они предпочитали легкие доспехи и воевали бамбуковыми копьями и компактными изогнутыми луками.