Вернувшись из собственных мыслей в реальный мир, он поймал себя на том, что смотрит на застывшую фигуру на ступенях таверны «Сладкий Джо». Сузив веки до ширины острия лезвия, он увидел юнца в старой рваной рубашке и штанах, чей цвет сливался с уличным. Парень видимо пытался согреться бутылкой соевой водки, но недооценил угрозу, что неумолимо нависала над ним. В правой руке он держал тару с обжигающим напитком, а левой со всех сил прижимал колени к груди. На минуту повисла тишина, и только где-то глубоко внутри раздавался тихий голос, желающий забрать кувшин с недопитым.

Старик не стал отвечать. Его заботило лишь то, что еще несколько дней все будут вспоминать о случившемся, споря, что же убило паренька: пронзающий холод, погубивший уже не один десяток людей, или паленая водка Джоанны, владелицы трактира, которая отправила в мир Талии куда больше несчастных. Еще один повод для пьяной драки.

Память Руфа так же, как и зрение, подводила все чаще. Вспомнить нужные слова удавалось с трудом. Вот они уже лежат на языке и ждут, когда смогут скатиться вниз, но тут же исчезают, оставляя после себя привкус горечи. Помедлив, старик нахмурился и, сложив бледные ладони, буркнул единственную фразу, что крепко засела в нем еще с детства: «Да примет тебя Юна».

Скоро нужно было отправиться на рынок и забрать заказанные кувшины у свечника. Крыс называл это Веркасским виски и описывал его так, будто с его помощью люди чуть ли не мертвых поднимались. Почему именно Веркасский, если, по его словам, готовили выпивку не там, и что такое виски вообще, Руфа волновало мало. Главное, что пойло помогало заглушить боль, да и засыпать с ним было куда проще.

С первыми лучами солнца под наблюдением инженеров заработали паровые машины. Из труб повалил сероватый дым с примесью пыли, заполняя собой все то небольшое пространство, что оставалось между несколькими жилыми домами на туманной улице. Они составляли от силы треть всех зданий. Остальная же территория была отдана цехам, где конструировали новые паровозы и всю экспериментальную технику, чьи образы рождала больная фантазия инженеров, а также зданиям, где располагались паровые котлы, обеспечивающие энергию практически всему Солтису, и кузницам, где выковывались все нужные им детали.

Люди стали постепенно выходить из своих жилищ и осторожно ступать на подтаявший лед. За месяц аномальной погоды они привыкли к протекающей по улочкам реке. Многие верующие считают, что все это началось по вине Юны. Раз в два дня она рыдает на своей луне, заливая слезами всю империю, – эти слезы, сбившиеся с истинного пути, ошибочно принимают за обычный дождь, – а ночью гневается, замораживая их своим охладевшим сердцем. Обычные же рабочие, кому было глубоко наплевать на религию и все ее составляющие, отказывались верить во всю эту чушь, приводя в примеры рассказы моряков и торгашей, утверждавших, что в северных землях все с точностью наоборот. С заходом солнца вода начинала понемногу бурлить или кипеть, будто светило уходило под землю и подогревало океан, как какую-нибудь кастрюлю с водой на костре. Рыбы, которые раньше обитали исключительно на дне океана, до чьих глубин сети попросту не способны были достать, десятками всплывали кверху брюхом, а когда их вылавливали, те оказывались теплыми.

В это же время по всей столице начинали свой незамысловатый путь повозки, собирающие обмершие скульптуры. Одна из таких притормозила напротив таверны. Заметив нового пассажира, кучер резко потянул поводья, остановив кобылу. Он аккуратно спрыгнул вниз, предварительно осмотрев место приземления, и, сняв с бортика над колесом лом, зашагал к примерзшему к крыльцу пареньку. С кряхтением отковыряв застывшие конечности от дерева, он кинул сгорбившееся тело в повозку к остальным. Кучер также попытался было осторожно вытащить бутылку из мертвой хватки паренька, но, после двух неудачных попыток, сплюнул на ступень и рывками стал выдирать ее, пока, наконец, отломив четыре пальца паренька, не вызволил пойло из заточения. Руф наблюдал за сценой, но даже не думал крикнуть кучеру, чтобы тот прекратил. Подобное случалось не раз, потому пытаться что-то изменить было сравнимо с желанием разрушить главные ворота города одним лишь молотком.