– Нехилая ночка была.

– Сам в шоке. Прикинь, вчера пошел дарнаков покормить…

– Ночью? Дарнаков? Ты под маком что ли был?

– Лучше бы. Нет, – Гноги харкнул в море и продолжил: – Весь скот с ближайшей фермы сюда перевезли – от чумы подальше.

– Ага.

– Вот. Людей не хватает, чтобы всю эту прорву кормить, поэтому там платят всем, кто придет. Не ночью правда там, а уже под утро. Я больной что ли по-твоему в такие ночи выходить?

– Как скажешь. Прям всем что ли платят? – заинтересовался рулевой.

– Вроде да. Не слыхал, чтобы кого-нибудь кидали.

– Угу. Ладно… ладно, так чего опоздал?

– Дебилы! Двое в ноль пьяных навстречу мне идут и такие: «Брат! Подвези до Плачущего леса!». Я злой, сонный… Короче, послал их и срать. Дальше иду, а они мне: «Пятьдесят динариев дадим!»

Рулевой рассмеялся.

– И ты тормознул?

– Ясен-красен! На кормежке мне от силы десятку заплатят, а тут проехаться всего ничего и в шесть раз больше.

– В пять, – ухмылялся рулевой.

– Какая разница? Один хрен больше. Короче, я быстро до дома, в повозку и на площадь этих забирать.

– Деньги то сразу взял?

– Ещё бы. Монеты в карман, их взад посадил и помчал. Отдал полицейским на воротах десятку и к лесу. Эти спорили про дядьку какого-то и потом, как приехали, они в лес ушли и сказали подождать. Час нет, два нет. Никого нет.

– Свалил бы и все. Делов то?

– Я так и сделал. Развернул телегу, уже трогаться хочу и тут крик слышу, обрывистый, как будто кому-то рот закрыли. Я долго вдуплял, а потом из травы что-то прилетело прямо в лицо, я сразу по лошади хлестанул и до Солтиса не тормозил.

– Скажешь, что этого ты там их оставил?

– А что я должен был? Туда проверять что ли идти? Историй всяких про Плачущий лес ходит. Я вон полицейским на воротах сказал все, пусть разбираются.

– Вообще правильно, но ты все равно козел.

– Че сказал? – кое-как варьируя на грани со сном переспросил Гноги.

– Что за дрянь там в тебя прилетела, говорю? – громче спросил рулевой.

– А я откуда знаю? Я домой приехал, а она все лицо жжет, не могу…

– И?

– А? – встрепенулся Гноги.

– Дальше то что?

– Дальше… А дальше она на бороде засохла и пришлось брить. Во! Кстати, почему рожа гладкая. Потом лег досыпать, а там под окнами рабочие горланят. Они ушли… я уснул и проспал…

Гноги захрапел. Рулевой дернул рычаг за штурвалом.

Посудина затряслась так, что всякая незакрепленная вещь от кружки до каната, обрела возможность двигаться и целенаправленно устремилась за борт. Откуда-то из глубин трюма доносилось тарахтение и перекрикивающие его споры.

Привыкшие матросы продолжали перекидываться костями, а в то же время Флин обеими руками обхватил остаток торчащей мачты, прижавшись к ней щекой.

Вскоре все успокоилось. Гремела цепь знаменующая поднятие якоря, сдвинулись боковые колеса, оттащив корабль дальше от пирса. Оставшийся самодельный трап из последних сил цеплялся за возможность не остаться всеми забытым на дне моря. Клинт наблюдал за тем, как он, опираясь последним уголком, срывается, и напрягся, когда услышал глухой удар.

Через пару минут на месте трапа появился мамонт. Он перевалился на палубу, отплевывая воды. С волос на теле свисали прицепившиеся водоросли с запутавшимися мелкими рыбешками. Стекало впитавшееся море. Рассевшиеся чайки вмиг слетелись к нему на перекус. Рассвирепевший мамонт отмахивался и пытался встать, но только и мог, что раскачиваться слева-направо.

Пока корабль, сшибая все подплывающие к пирсу лодки, разворачивался, рулевой выставил поломанную ростру по направлению к выходу из порта. Он подал сигнал.

Компания, играющая в кости, разбрелась. Большая часть понесла товары, кто-то спустился в трюм, оставшиеся взяли доски и гвозди, чтобы залатать дыры. Сан в шляпе, облокотился на фальшборт. К нему тотчас прилетели чайка. Они разделили корки горохового хлеба, припрятанного у бледнокожего в свертке.