Или… Эффект Оракула?

Первые реальные симптомы? Тот самый ускоренный механизм разрушения, запущенный знанием? Могла ли ярость и отчаяние – эти токсичные продукты диагноза – уже начать убивать нейроны в ее полосатом теле? Смогла ли ее психика, ее собственный страх, физически повредить ее мозг?

Она не знала. Не могла знать. Эта двусмысленность была хуже любой определенности. Хуже диагноза. Потому что превращала каждый момент, каждое ощущение в пытку подозрения. Ее тело, ее разум – поле битвы, где враг был везде и нигде. Внутри и снаружи.

Она медленно поднялась, опираясь на стол. Посмотрела на разбитый планшет, на сломанный стилус, на беспорядок в кабинете. На свои окровавленные костяшки. Это была не работа доктора Соколовой. Это был вандализм загнанной в угол твари.

Мир не просто рухнул. Он взорвался. И в клубах пыли и ярости Елена стояла одна, со своими предательскими руками и вопросом, на который не было ответа: Страх или Эффект? От этого вопроса теперь зависело все. Даже сама возможность дожить до тех семи лет.

После взрыва ярости наступила ледяная, расчетливая тишина. Отрицание и гнев выжгли дотла, оставив пепелище, на котором Елена, как последний стратег разбитой армии, пыталась выстроить линию обороны. Торг. Если Знание – приговор, а Ярость – тупик, значит, надо найти лазейку. Купить время. Обмануть Оракула.

Елена погрузилась в мир «превентивных стратегий» и «прорывных терапий», щедро предлагаемых «Вердиктом» и десятками паразитирующих на отчаянии компаний. Ее кабинет в «НейроВердикте» превратился в штаб операции по самоспасению.

Она требовала повторного анализа своего генетического материала, искала ошибки секвенирования, нанимала (за безумные деньги) независимых биоинформатиков. Результат всегда был один: *CAG-экспансия. Агрессивный профиль. Риск 99.9%. * Безупречность алгоритма стала ее личной пыткой.

Экспериментальные терапии: Она штудировала базы клинических испытаний. ASO-терапия? Подавление гена-мутанта? У мышей – обнадеживающе. У людей – единичные случаи стабилизации на ранних стадиях. Но у нее стадии еще не было! Она звонила в исследовательские центры, унижалась перед администраторами испытаний. «Доктор Соколова? Ваш профиль… вне рамок текущих протоколов. Вы асимптоматичны. Мы берем только с клиническими проявлениями…» Отказ. Следующий препарат? Нейропротектор нового поколения? Фаза II. Стоимость курса – как хорошая иномарка. Без гарантий. Она купила. Инъекции в живот, которые оставляли синяки и пустоту в кошельке. Она ловила себя на мысли: «А вдруг эта боль в месте укола – первый признак?»

Генная оптимизация (ГРТ): последний рубеж. Футуристическая, чудовищно дорогая, полулегальная процедура где-то в сингапурской лаборатории. «Коррекция экспрессии», «увеличение нейропластичности». На словах – панацея. В документах – туманные формулировки и отказ от ответственности. Она подсчитывала стоимость: продать квартиру? Машину? Всю жизнь? И… шанс 10% на успех? 5%? А если «Эффект Оракула» съест ее раньше, чем подействует терапия?

Торг был изматывающим, унизительным и бесплодным. Каждая дверь надежды захлопывалась перед ее носом, оставляя лишь щель, в которую требовалось просунуть пачку денег и остатки достоинства. Рациональность ее врачебного ума кричала: «Шарлатанство!». Но отчаяние пациента, ее отчаяние, шептало: «А вдруг?»

Подполье «Знающих».

Чтобы не сойти с ума в одиночку, Елена осторожно ступила в мир таких же, как она. Сообщества «Знающих». Виртуальные форумы, зашифрованные чаты, офлайн-встречи в нейтральных кафе под вывеской «Группы взаимопомощи». Она надеялась найти понимание, советы, может быть, тайные лазейки. Нашла – бездну отчаяния и циничный рынок человеческой надежды.