Кося, милый, скорей приезжай.

>Твоя В.

1917

А.М. Родченко – В.Ф. Степановой

8 августа 1917 г.

Потеряв странность и таинственность, и зная, что открытые мною самим извилины дворца своего ты знаешь также как я сам, тебе скучно теперь и пусто жить ибо всё стало старо и понятно, а потому как старая газета, в которую можно завернуть мусор и выбросить. И это правда так чувствую я и так и ты.

Я не живу прошлым, настоящим, но не живу и будущим. Я ничего не думаю и ни о чем не мечтаю, ибо знаю, когда придет свобода, я буду работать, а что и как, для меня это не важно.

Я люблю тебя, Нагуатта!

Я «там» один много думал и думаю о тебе и всегда от этого люблю еще больше и глубже… Ты мой друг! Мой самый дорогой единственный друг.

Ты уже не только возлюбленная жена.

Ты мне нужна, как нужен я сам себе!

Ты не ты – ты это я!

Так не думай же никогда обо мне без меня, ибо это будет измена самой себе.

Но печаль есть на сердце моем…

Милая, любя меня – люби себя!

Ты должна беречь свое здоровье!

Прости!..

…и ты прости, что я не так нежен с тобой, как прежде, и не отдаюсь тебе так, как когда-то… Но то было любовь прежде всего к женщине, а теперь это любовь к самому себе. Я же не целую себя сам и не пишу себе писем. Но разве это не поцелуи и письма, это будущие мои вещи, разве это не доставляет тебе наслаждение, а, следовательно, и тебе как ласки любовников.

Ведь в этом родилась любовь наша, в этом она и умрет!

Понимаешь ты это, возлюбленная!

Я твой, весь твой!

Я никогда не изменю этому, это конец, смерть! Дальше этого нет ничего…

Я хочу, чтобы ты этому поверила, знала и сама чувствовала то же самое.

А сейчас у меня-тебя пустота.

Я люблю тебя, Нагуатта!

>Анти.

>8.VIII. 1917


А.М. Родченко – В.Ф. Степановой

19 августа 1917 г.

Высокий каменной забор на покатом <..>, вверху которого в мягкий еще цемент были вставлены обломки стекла… Нельзя перелезть через него… Ворота железные… Мы пошли купаться. Это бывший особняк чей-то, теперь сахарный завод… Дом особняка странный из красного кирпича и серого камня, готический с башнями, цветными стеклами, двухэтажный, мрачный… и запущенный сад с оврагами и река со старой плотиной, где я и купаюсь опять… А на душе также темно и не просвечивают цветные стекла и собаки бродят у старого дома, пусть будет ограда так же неприступна как эта…

И ничего не знаю… Получила ли ты хоть одно письмо и что с тобой, любимая?

Попробуй напиши на адрес: Харьков, Южный пост, канцелярия дежурного для передачи, Санитарный Поезд 1181. Завхоз А. Родченко[29].

Всё еще не знаю, когда дадут теплушки и отправят в Москву. Говорят, что опять завтра узнаешь, т. е. 18 VIII 1917 не знаю.


А.М. Родченко. Москва. 1916


Хочу привезти помидор и цветной капусты.

Знаешь, что тут без книг и красок можно сойти с ума.

У меня голова разрывается на части…

18/VIII. 1917

Утро… Сегодня ночью видел во сне, что спал с тобой. Мне было так хорошо…

Вчера вечером играли вчетвером в преферанс, два брата, я и врач.

Восемь утра, я уже напился чаю и пишу тебе сидя у себя в купе… Не хочется идти в город, но нужно опустить тебе письма.

Я знаю, почему мне снится, как я читал Арцыбашева вчера.

Так очертенело здесь мне.

Как мне хочется целовать тебя…

Милая Варя!

>Анти

>19/VIII 1917

>Харьков, утро


В.Ф. Степанова – А.М. Родченко

Москва – Санитарный поезд № 1181

16 августа 1917 г.

Анти, сколько безысходной тоски, сколько боли в твоих последних письмах. И жизнь кажется мне похожей на длинный, длинный узкий, темный коридор, по которому надо идти ощупью мимо тысячи запертых дверей и искать, искать открытую дверь, где можно будет отдохнуть с тобой от всех ужасов…