Во главе делегации был Иван Петрович Челяднин, старый и опытный боярин, коего в последние годы Иоанн в свое отсутствие оставлял управлять столицей. Это был полный, низковатый, седобородый старец со смиренным лицом, и лицо это было маской, ибо на деле человек был хитрый и беспощадный к врагам. Макарий знал его давно, еще с тех пор, как Иван Петрович вел дружбу с Федором Воронцовым, соратником Макария, потому не удивился, когда донесли ему, что Челяднин вместе с Захарьиными стоял во главе заговора против Глинских, когда Москва погибла в великом пожаре – мстил за казненного Воронцова и за свое унижение, когда вымаливал он прощение за грехи, коих не совершал… Теперь же, спустя годы походов и воеводств, сей боярин крепко стоит у власти и, несмотря на незнатность его происхождения, пользуется почетом среди прочих бояр.

Рядом с ним стоял Никита Романович Захарьин, брат покойной супруги государя, еще молодой и самоуверенный, веривший, что сила, коей обладает нынче их семья, будет навеки с ними. Это лишь до поры, пока управляет всем его брат Данила, в этом Макарий был уверен. Еще он знал, кто стоит за падением и гибелью его друзей – Адашева и Сильвестра. Знал, но не винил Никиту, ибо ведал, что сие – дело рук Данилы Романовича.

За спиной Никиты стоят родственники Захарьиных – Иван и Василий Яковлевы, те, что были в свите государя под Полоцком. Они же – назначенные им регенты при царевичах. Макарий, отвернувшись и не дав им своей руки, прошел дальше. В стороне стоял седобородый, но все еще крепкий воевода Петр Щенятев, только что вернувшийся из-под Полоцка. Сей достойный муж был героем войн с Казанью, Швецией и Ливонией, и теперь также стоял в Думе на первых местах. Владыка в знак уважения удостоил его улыбкой.

У входа в печатный двор, склонившись, стоял мастер Иван Федоров. Макарий помнил его еще учеником датского печатника, с тех пор минуло больше десяти лет, и владыка видел, как Федоров заматерел, в бороде и жидких длинных волосах уже виднелась седина, а в глазах все больше читалась какая-то отрешенная усталость. Позади него робко стоял юноша, который жадно глазел на подошедшего столь близко митрополита. Макарий дал поцеловать руку Федорову и прошел вместе с ним внутрь. Во тьме, едва разгоняемой свечами, стояли станки, а на столах – приготовленные различные инструменты.

– Благослови, владыко, нас на создание книги печатной, коей суждено стать первой на Руси, – произнес Федоров и склонился вместе с помощником.

Макарий уже давно поручил мастеру напечатать «Апостол», писанный евангелистом Лукой, и теперь наконец сие будет исполнено. Макарий осенил склонившихся мастеров крестом и прочел над ними молитву.

– Бумагу хорошую закупили? – спросил он тихо и мягко.

– Французскую, владыко! – отвечал мастер. Макарий удовлетворенно кивнул и покосился на робкого юношу.

– Это мастер Петр из Мстиславля, помощник мой верный, – представил его Федоров.

– Добро, – кивнул Макарий и, оглядев уставленную станками мастерскую, печально улыбнулся, – вам дано еще много времени, чтобы созидать и творить, ибо Господь нас…

Владыка внезапно замолчал и задумался – мысль потеряна, это случалось все чаще и чаще. Это было для него еще досаднее, чем дряхлость тела, ибо он очень жалел свой умирающий светлый и великий ум. Мастера в ожидании глядели на него, и Макарий произнес:

– Надеюсь взять в руки первую книгу. Сие моя главная мечта, ибо великое дело, книгопечатание, вверенное вам, мое самое главное детище…

С этими словами он, еще раз перекрестив мастеров, двинулся к выходу – силы иссякли, нужно было срочно уезжать.