Получается, что это я отвечал Николаю Генриховичу. Я, а не кто-то другой. Никаких демонов, бесов и прочей чертовщины! Но откуда тогда взялся кошмарный кукловод, что скрывался во мне? Или это больное воображение сыграло со мной злую шутку? Неужели я просто сошел с ума?!

Меня сковал жгучий страх. И сердце забарабанило в груди, гулко отозвавшись в висках и кончиках пальцев.

А потом раздался последний, самый главный вопрос:

– Кто надоумил тебя напасть на врача? Отвечай, твареныш!

И тяжелый кулак со всего маха опустился на широкий деревянный стол. Я вздрогнул и закрыл лицо руками.

***

В дверь тихо постучали, и в проеме возникла Янка.

– Можно войти?

Я положил журнал «Юный техник» на прикроватную тумбочку и кивнул девушке на стул. Интересно, что ей понадобилось от меня?

– Чего читаешь? – поинтересовалась Янка.

– Старую подшивку, – я бросил недовольный взгляд на стопку журналов «Костер», «Юный техник», «Юный натуралист». И главное, все они были датированы восемьдесят шестым годом. – Я их уже все до дыр зачитал.

– И как? Есть что интересное?

– Ну про космонавтику, полеты на Марс.

– А как совершить побег, там не написано? – весело подмигнула Янка.

– Шутишь?

– Вот смотри, – девушка подхватила журнал «Костер», полистала его и открыла на нужной странице. – Вот, гляди: «БАРАБАН» – Боевая Армия Ребят-Активистов Борется, Агитирует, Находит. Смекаешь?

– Что смекаю? – сделал я глупое выражение лица.

– Надо бороться. И победить. И обрести свободу. Или хочешь сказать, что ты об этом никогда не думал?

– Думал, – честно признался я. – Но одно дело – думать, а другое – осуществить.

– Смелости не хватит?

– Скорее безбашенности, – и, заметив на лице Янки непонимание, попытался объяснить: – Нас сюда вместе с другом привезли, его Вадиком звали. Вот кто уже давно отсюда ноги сделал бы. Хотя может уже и сделал, кто его знает. Просто его в первый корпус определили, а меня во второй.

– Значит, у него близкий контакт был, а тебя лишь коснулся бесяк, – объяснила собеседница.

– Как это?

– А ты своего монстра как повстречал? – спросила Янка.

– Да я рассказывал, в лесу возле воинской части.

– Он тебя касался?

– Да я прямо сквозь него проехал, – попытался возмутиться я.

– Он тебя касался? – упрямо повторила вопрос Янка.

– Нет, не знаю.

– Вот и я о том же, – тут же успокоила подруга. – Тебя, значит, пронесло, а другу твоему досталось, по крайней мере, отметину ему точно поставили. Ничего такого не припомнишь?

Мои глаза расширились, когда в памяти возник ожог на руке у Вадика, что-то типа волдырей, которые оставляет борщевик. Я тогда еще подумал, что он без меня на гороховое поле гонял, – ну, а где еще он мог такое получить?

– Поэтому ты здесь, а он в карантинном блоке, – заметив мою реакцию, объяснила Янка.

– И когда его переведут к нам?

– Никогда. Ты не понял, карантин – это не временно, а навсегда.

– То есть как это навсегда? – не понял я.

Янка устало вздохнула и, поджав колени, сделала очень серьезный вид:

– Здесь не принято говорить на подобные темы, но все-таки скажи, как думаешь, для чего мы здесь?

Немного растерявшись, я хотел сказать, что не знаю, но вспомнил слова Лысого в момент прощания. Микроавтобус, на котором меня привезли в интернат, остановился возле главного корпуса. Мы вышли из машины и остановились прямо напротив входа. Здоровяк положил мне руку на плечо, развернул к себе и внимательно посмотрел в глаза.

– Ты останешься здесь. В начале будет очень трудно. Но усвой одно: это самое плохое место на Земле. Но главное – оно безопасное. В нынешних обстоятельствах это очень важно. Ты послужишь родине, стране, а страна позаботится о твоих родственниках. Рассказывай врачам все честно, без утайки. Мы должны знать, что за враг пожаловал к нам из Крайнего мира. Прощай.