– Спасибо, все хорошо.

– Как спалось?

– Во второй половине хорошо, а в первой не сомкнул глаз, – честно признался я.

– Вот как, и в чем же причина? – врач тут же проявил живой интерес.

Меня всегда удивляло отношение персонала к тому, что происходило в блоке в ночное время. Мы пытались жаловаться, возмущаться, просить помощи, но взрослые лишь делали удивленные лица и разводили руками, называя наши видения последствиями слабой детской психики. При этом всегда внимательно выслушивали и записывали наши страхи и галлюцинации в мельчайших подробностях.

– Ночью я принимал гостей, – осторожно сказал я.

Именно так нам надлежало называть те кошмары, что наступали с приходом сумерек.

– Голоса? Или визуальное явление?

– Материализация, – честно ответил я и ощутил, как по спине пробежал холодок. Не знаю, чего я боялся больше: того, что сегодняшний ночью визит повторится, или последствий нового медицинского исследования.

Николай Генрихович снял очки, отложил их в сторону и, глубоко вздохнув, покинул свое место. Обошел стул, на котором я сидел, и, оказавшись у меня за спиной, тихо сказал:

– Поздравляю вас, Дмитрий Хворостов, вы наконец-то стали пионером.

Я вздрогнул. Тяжелые руки врача легли мне на плечи. Он склонился надо мной и тихо шепнул на ухо:

– Имя?

– Он сказал, у него их много, слишком много, – дрожащим голосом произнес я.

– Но какое-то из них он все-таки назвал? – уточнил врач. – И не вздумай мне врать: иначе контакт не происходит. Нежить обязана назвать имя.

Закрыв глаза, я попытался вспомнить вчерашний кошмар. Врач меня гипнотизировал, заставляя подчиняться приказам. Вот так, одним словом. Как по щелчку пальца.

Сильно стрекотали цикады, и ухал филин. Спал я теперь исключительно под одеялом, поэтому не видел того, что происходило за окном, а вот протяжный скрежет услышал сразу же. Одеяло само сползло мне на грудь, облизнув засохшие губы, я оглядел крохотную комнату: тумбочку, шкаф, письменный стол с лампой – никого. А потом на окне возник комар, следом еще один и еще… и я почувствовал, как у меня из груди вырвался жуткий хрипатый голос, словно нечто уже давно поселилось внутри и теперь с легкостью управляло мной.

– Курент. Запомни, так стоит ко мне обращаться. Так и никак иначе!

Отшатнувшись, врач уставился на меня безумным взглядом.

– Ты слышал? Курент. Повтори!

Николай Генрихович задрожал, замотал головой, пытаясь повторить произнесенное мной имя, но не смог. Его губы безвольно шевелились, схватившись за сердце, он медленно повалился на пол.

Я продолжал спокойно сидеть: мое восковое лицо дернулось, а губы расползлись в стороны, изобразив злобный оскал. Неведомый кукловод с легкостью управлял мной, словно тряпичной куклой. Но какая-та часть меня все еще пыталась сопротивляться, и на глазах в знак того, что я еще жив, возникли извилистые струйки слез.

***

Ребята слушали меня, затаив дыхание. Даже Тимка, который редко мог усидеть на месте, не шелохнулся и не произнес ни слова. Я рассказал все, как было, утаив лишь одну важную деталь – чужой голос, назвавший свое имя.

– А ты уверен, что Генрихович умер? Может быть, просто его вольтануло? – уточнила Янка. Она была самая старшая из нас и, как мне казалось, отличалась скептическим отношением ко всему происходящему. Даже ночные визиты она называла последствием больной фантазии и всячески коверкала медицинские термины, которыми нас пичкал здешний персонал.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Но увозили его на каталке. А меня тут же отвели к Поддубному.

– Тебя допрашивал начальник безопасности? – поразился Макс.

Я кивнул и затих.