Насчет отсутствия в те годы ПВО вдоль бирманских границ замечено верно. Профессор навсегда запомнил сравнительно недавнюю историю двух наших пилотов, перегонявших в Ханой, с промежуточными дозаправками в Мьянме и Лаосе, подаренный вьетнамцам АН-24. Хорошенько погуляв в Рангуне при участии нашего представителя Аэрофлота и Алексеева, они с утра пораньше, к ужасу тех же провожающих, освежились прихваченной с собой «Старкой» и упорхнули… О прибытии в порт назначения не сообщили. Короче, нервы потрепали основательно. Потом они рассказывали, как по пути в Лаос «слегка отвлеклись» и пришли в себя, когда по всем понятиям уже должен был звучать маяк вьентьянского аэропорта, а он, зараза, молчал… Сверившись с картой, обнаружили, что залетели вглубь китайской территории километров на пятьдесят… И ничего!

Теперь. О каком грузе идет речь в записке? Нечто весьма тяжелое, раз требуются слоны или мощный вертолет. Оружие, которое там пользуется большим спросом? Маловероятно. Из логики письма следует, что и прилагаемый к записке «аванс», и то, что «внутри» (кстати, внутри чего?), и груз, который вскрывать не нужно, – одно и то же. Не миномет же прилагался! Тогда что? Наркотики? Очень может быть. Вот уж действительно твердая валюта, дающая прибыль в тысячу процентов. Ведь не случайно стык границ Мьянмы, Таиланда и Лаоса называют «Золотым треугольником». Нелегально выращиваемые там тысячи тонн опиумного мака уже давно научились перерабатывать в героин. Всего один килограмм этого зелья четвертой степени очистки, разбитый на разовые дозы, на черных рынках Сингапура или Гонконга, не говоря уже о США, озолотит любого. А центнер? А полтонны? Уж не эту ли начинку скрыли ребятки из Москвы? Тогда причем здесь приданое для дочки автора записки? Не героином же ее собираются одаривать? Впрочем, кто их там знает…

В любом случае, прежде чем информировать об этом людей на Литейном, надо выяснить, о каком таком приложении, которого «хватит на всех», идет речь. К счастью, москвичи указали свой домашний телефон.

Надо действовать незамедлительно, хотя, конечно, время уже позднее.

Звонок Алексеева начисто лишил меня сна. После дежурных приветствий в духе «сколько лет, сколько зим!», он как-то очень уж нейтральным голосом сообщил, что все еще работает над расшифровкой текста и просто хотел бы уточнить некоторые детали: первое – когда и как эта записка оказалась у нас, и второе – не было ли к ней какого-либо материального дополнения. Мое сердце рухнуло вместе с мечтами о подержанной иномарке. Темнить было бессмысленно, так как я не знал, что еще написано в бумаге. Поэтому кратко изложил предысторию и добавил:

– Там еще были подклеены синий и красный камешки, они сейчас у жены.

– И все? – сухо спросил Алексеев

– Все.

– А вот в бумаге речь идет еще о каких-то ценностях, которые надо смотреть внутри.

Мне стало как-то не по себе.

– Хорошо, сегодня уже поздно, мы легли спать, давайте завтра внимательно посмотрим, и я перезвоню.

Алексеев оставил свой телефон. На том распрощались.

Таня, конечно же, не спала, слышала мой разговор, и мы набросились на прибор, разобрав его на атомы. Ничего не было.

Вдруг меня прошиб пот – аккумулятор! Я же оставил его в ремонтной лавке! А ведь он сразу показался каким-то не таким…

Дожидаясь утра, я совсем извелся и, не позавтракав, бросился на рынок. Естественно, он еще не работал. Новоявленный малый бизнес у нас в те годы особо не надрывался. Я уныло брел вдоль закрытых лавок, но в «своей» разглядел какие-то признаки жизни: из-за металлических штор пробивался свет. Охрана? Постучал. Штора приподнялась, и к стеклу прилипла незнакомая мне мрачная физиономия.