В общем, отправили мы ему почтой на университетский адрес (домашнего не знали) письмо, в котором очень вежливо и с массой комплиментов попросили по возможности растолковать содержание прилагаемой записки, сообщили свой телефон.

Выходные я проковырялся с прибором, пытаясь как-то его реанимировать. Бесполезно. Значит, надо было нести в ремонт или искать замену аккумулятору. Это требовало времени, так как нужный «развал» электроники был от нас на другом конце Москвы. В итоге начало «новой жизни» у Тани пришлось отложить, что, впрочем, не очень ее расстроило. А мы погрузились в прозу очередной рабочей недели. Трудовые будни издательского дома, где мы зарабатывали на жизнь переводами иностранной литературы, были весьма насыщенными.

Прошло дней десять. Алексеев молчал. Пришлось разориться и позвонить по междугороднему в деканат Востфака СПбГУ. Там подтвердили, что господин профессор в природе существует, приняли для него нашу телефонограмму с напоминанием про письмо и просьбой перезвонить, «если не затруднит».

Тем временем решили все-таки предварительно оценить камешки, которые могли украсить наш скромный бюджет. Захватив заодно неисправный аккумулятор, я направился к нашему знакомому геологу-минеральщику Олегу. В начале 90-х он стал никому не нужен со своей «романтикой тайги» и кое как устроился в частном ювелирном салоне на Арбате, где-то чуть не под крышей исторического здания, с пятиметровыми пролетами между этажами. Лифт, конечно, «на ремонте». Поработал ногами. Клиентов не было, поэтому Олег мог уделить мне определенное время. Долго изучал камни со всякими линзами и подсветками. Затем как-то странно посмотрел на меня.

– Ну что тебе сказать… В обоих случаях это корунд, то бишь, свободный глинозем – окись алюминия. Для его образования из полевого шпата требуется давление выше 10 кбар и температура не ниже 1500 градусов по Цельсию, что соответствует глубинам в земной коре порядка 30 километров. По твердости уступает только алмазу. А чтобы вся это прелесть оказалась на поверхности, нужен еще прямой вулканический выброс. Дело давнее, поэтому не обошлось без размыва древних горных пород. Устраивает? Ладно, не печалься. Это драгоценные камни высшего класса – рубин, по-нашему – яхонт, и сапфир. Красный цвет придает хром, синий – титан и железо. Качество надо смотреть на спецприборах, но определенно выше среднего. У нас нечто подобное водилось на Среднем и Полярном Урале, но поскромнее, для ювелирки редко подходило. Где ты их взял?

– В Рангуне, на Эмпориуме.

– Это что такое?

– Оптово-розничная выставка-продажа драгоценных и полудрагоценных камней, а также жемчуга. Говорят, в те годы такие аукционы регулярно проводились тогда только в двух странах мира – Южной Африке и Бирме. А как сейчас – не знаю.

– Понятно, – протянул он с явным недоверием. Ну и что, хочешь продать? Могу дать по 500 баксов за каждый. Если бы были кабошоны с астеризмом, то бишь со «звездочкой», дал бы больше.

– Да нет, я пока только прицениться.

– Ладно, но будь с ними осторожней, что-то мне подсказывает, что они могут оказаться проблемными…

Смущенный ситуацией, в которой мне по сути приходилось неумело врать, и во избежание дальнейших расспросов, я поспешил назад, не спросив, о каких проблемах может идти речь. А зря.

По дороге домой сделал крюк и завернул на недавно выросший буквально из ничего рынок всех видов товаров и услуг, – вдруг получится найти спецов по аккумуляторам. Долго месил грязь, пока набрел на профильную лавку. Сонный мужик, чередуя пиво с сигаретой, лениво повертел в руках батарею, сказал, что замену найти будет трудно, почти невозможно, мол, «легче поколдовать с самоделкой», и в итоге предложил оставить на пару дней, дабы «что-нибудь придумать».