Человек в черных очках задумался.

– Вы понимаете, что ни о каких письменных гарантиях речи быть не может? – наконец спросил он.

– В наших кругах принято верить на слово.

– Хорошо. Я передам ваше пожелание моему руководству, и мы подумаем, что можно сделать. Излагайте план!

Джанкано покрутил головой по сторонам и наклонился к собеседнику:

– Я слышал, некоторое время назад вам удалось захватить в Мексике и вывезти в США ближайшего друга и соратника Фиделя – некоего Хулио-Сесара Парра. Как я понимаю, сейчас он содержится в какой-то вашей секретной тюрьме…

– Черт, а он не так глуп, – выйдя после встречи с Джанкано из ресторана и сев в машину, задумчиво произнес генерал Тоффрой, снимая черные очки.

– Это вы мне, сэр? – переспросил его водитель.

– Тебе, тебе, – улыбнулся Тоффрой и скомандовал: – В аэропорт! Быстро в аэропорт!

Вечерело. С океана потянул легкий бриз, жара спала, и из сада на террасу пахнула умиротворяющим цветочным ароматом долгожданная прохлада.

Отец Олейникова отмахнулся от здоровенной, противно жужжащей мухи, которая все норовила сесть то на блюдо с фруктами, то прямо на тарелку Петра, и продолжил свой рассказ:

– Запаски, представь себе, у меня не было, я ее еще год назад пробил, все времени не было поменять. Костюм, пока возился с колесом, я весь перепачкал, в таком виде ехать на вечеринку было уже совсем неприлично. Бросил машину и пошел пешком к своему другу Тони – у него там рядом, в Инглвуде, маленькое кафе «Cheeky Chicken» – «Дерзкий цыпленок»…

– Ты меня водил туда.

– Да-да, помнишь, он делает прекрасные крылышки барбекю. Тони предложил свою машину – мне наутро надо было ехать во Фриско. А машина его, представь себе, стояла во внутреннем дворике…

– Куда ты и прошел через запасной выход, сел в его машину и поехал домой? – предположил Олейников.

– Ну да.

– Понятно, – улыбнулся Петр, – то есть «хвоста» ты сбросил.

– Что сбросил? – в недоумении переспросил Алекс.

Надоедливая муха села на стол прямо перед Олейниковым и стала нагло потирать лапки. Петр осторожно взял в руки бокал, медленно перевернул его и быстрым движением накрыл муху. Пойманное в ловушку насекомое забилось о стекло, издавая возмущенное жужжание.

– Думаю, за тобой следили, пап, – заключил Олейников. – А поскольку ты от них ушел незаметно, то они и не успели предупредить того, кто в это время обшаривал твой дом.

– Ты думаешь, это был не грабитель?

– Не знаю, пап, ты же сам сказал, что ничего не пропало.

– Ну да, представь себе, ничего! Я же его спугнул. Подъехал к дому – смотрю: тень в окне мелькнула. А домработница еще в обед отпросилась. Ну я монтировку в руки и пошел в дом… А он, представь себе, как сиганет в окно и через кусты – вон все цветы переломал, кабан!

– Ну ты револьвер и купил?

– Купил, – подтвердил отец.

– А зарядить забыл?

– Почему забыл? Я специально не заряжал, чтобы, не дай бог, кого не пристрелить. Я же так – попугать только…

Олейников покачал головой, встал из-за стола, прошелся по террасе и вошел в дом. Осмотрел гостиную, заглянул за развешанные по стенам картины, провел рукой под столом, встав на стул, пошарил рукой в плафонах люстры. В дальнем углу комнаты его внимание привлекла большая напольная ваза – настоящее расписное чудо, изящное произведение китайского искусства. Петр заглянул внутрь – так и есть! – на дне вазы был закреплен микрофон прослушки.

– Петр! – донесся с улицы голос его отца, перешедшего на английский. – Иди скорей! У нас гости.

Олейников огляделся по сторонам, размышляя, что бы ему сделать с микрофоном, но так и не найдя быстрого решения, махнул рукой и вернулся на террасу.