Проводив поздно вечером изрядно подвыпившего американского вирусолога до госпиталя, Никита вернулся в бунгало в весьма благодушном состоянии. Сан Саныч уже спал. Никита умылся под рукомойником и, завидуя храпу старого доктора, сел писать ответное письмо своей «зазнобе». Настрочив две страницы пустой похабщины влюблённого придурка, он закончил: «Надоела мне эта Африка до чёртиков. Скучаю без тебя». А затем добавил условную фразу: «Тоскую, тоскую, тоскую..» С двумя точками, а не с тремя. Расписался и заклеил конверт.

Всё. Его миссия закончена. Максимум через неделю Никиты Артёмовича Полынова в Центральной Африке не будет. Отзовут.

Но всё получилось по-другому, и письмо с условной фразой оказалось не нужным.

Утром, едва только взошло солнце, из деревни прибежал мальчуган и принёс телеграмму. Принял её Сан Саныч, встававший по привычке ни свет ни заря. Прочитал, вздохнул и пошёл будить Никиту.

– Никита! – потряс он санитара за плечо. – Вставайте!

– Что? – вскинулся на гамаке Никита. – Пациента привезли?

– Вставайте. – Сан Саныч не объяснил причины. – Умывайтесь, одевайтесь…

И только когда Никита, побрившись и с удовольствием поплескавшись под рукомойником, натянул шорты, надел рубашку, кроссовки, Сан Саныч отдал ему телеграмму.

Для Никиты эта телеграмма была что гром среди ясного неба. «Тётя Ася», это не «дядя Коля». Что ж такого должно было случиться у Березницкого, чтобы Никита бросал всё и немедленно возвращался в Москву? Причём в гораздо более срочном порядке, чем если бы «дядя Коля скончался от инфаркта».

– Да… Такие дела… – тяжело вздохнул он. – Надо ехать, Сан Саныч.

– Естественно, поезжайте, – сказал Сан Саныч и внимательно посмотрел в глаза Никите. – Хотя, как мне кажется, смерть тётки вас не очень расстроила.

– Если по правде сказать, – на ходу плёл небылицы Никита, мечась по бунгало и собирая в сумку вещи, – то с тёткой у меня были не больно-то хорошие отношения. Вот дядю Колю… дядю Колю жалко. Хороший мужик. Одно непонятно – за что он тётку так любил? Мегера ещё та…

Никита вдруг застыл посреди бунгало с сумкой в руках и посмотрел на Сан Саныча. Старый доктор сидел в плетёном кресле и молча, с грустью наблюдал за сборами своего санитара. Было в позе и взгляде Сан Саныча что-то такое, от чего у Никиты на мгновение защемило сердце. Потерянность, что ли? Понимание того, что Никита – последний русский человек, которого он видит в своей жизни? К нему-то даже в случае смерти никто по телеграмме не приедет…

– Вот что, Сан Саныч, – внезапно решил Никита, доставая из сумки документы и деньги и рассовывая их по карманам. – Мне с моим барахлом по аэропортам бегать будет не с руки. Лишняя обуза. А вам, глядишь, и пригодится. Роста мы почти одинакового. Хватит вам ходить в армейских обносках чужой армии.

– Спасибо, – равнодушно поблагодарил старый доктор.

– Да, вот ещё что… – Никита замялся, раздумывая, – а стоит ли, будет ли у него время? – но тут же отмёл прочь сомнения. Стоит. Подождёт Березницкий, ничего с ним не случится. – Должок за мной перед вами, Сан Саныч, имеется.

– Если надумаете деньги совать, – с усмешкой покачал головой Сан Саныч, – не возьму.

– Какие деньги? А то я вас не знаю. Медикаменты-то я вам не все доставил.

– Ну а вы здесь причём? – пожал плечами доктор. – Это теперь дело консула…

– При том, Сан Саныч, что я груз должен был не в консульстве оставлять, а адресату доставить, – отрезал себе пути к отступлению Никита. – Мы сделаем вот как. Я сейчас к американцам подамся, выпрошу у них грузовик…