Отец будущего чекиста ушел на фронт добровольцем. Тогда, в годы войны, так было в подавляющем большинстве случаев. Мальчишки правдами и неправдами приписывали к своему возрасту пару лет, чтобы получить заветную повестку. Мужчины, страдающие сложными заболеваниями, умышленно «теряли» медицинские книжки и притворялись совершенно здоровыми людьми. Имеющие слабое зрение прятали в карман очки с мощными линзами и наизусть заучивали строчки из таблицы окулиста, многие упрашивали здоровых товарищей пройти за них медкомиссию, по подложным документам… Так было везде: по всей огромной стране, в крупных городах и маленьких районных центрах, куда стекались бесконечные потоки добровольцев из самых отдаленных хуторов и деревень.

Уйти на фронт, записавшись добровольцем, считалось в обществе, признаком хорошего тона и нормой поведения. Практически никто не прятался, не уклонялся, а если таковые и находились, то составляли мизерный, совсем ничтожный процент. Добровольно записывались в Красную Армию все подряд: рабочие и колхозники, ученые и интеллигенты, депутаты и дети советских и партийных работников, даже самых высокопоставленных: Сталина, Берии, Хрушева, Фрунзе, Микояна и многих других рангом пониже. Все воевали, на то она война и была Народная, Отечественная и Священная.

На фронт уходили целыми семьями. Уходили и не возвращались…, тоже целыми семьями. В республике Северная Осетия-Алания есть маленький населенный пункт Дзуарикау. Это родина братьев Газдановых[16] погибших на полях войны и таких семей было много…

Отец генерала в августе 1941 года тоже ушел добровольцем, а мать не смогла эвакуироваться и осталась с тремя детьми и престарелой матерью в оккупации. Этот период жизни с ноября 1941 по февраль 1943 года, Александр Анатольевич вспоминал со слезами на глазах. Первая же встреча с фашистами обернулась для Лутовиновых потерей козы, кур и практически всех запасов продуктов. Глафира Петровна, мать будущего генерала, понимая, что теперь их, скорее всего ожидает голодная смерть, попробовала уговорить, гогочущих немцев, очищающих погреб, оставить хоть что-нибудь.

Высокий долговязый фашист, улыбаясь, внимательно слушал мать. Он кивал головой и проговаривал: «Гут, гут», а потом сильно ударил женщину кулаком в лицо. Бросившийся на защиту матери восьмилетний Саша тоже получил удар, от которого отлетел в стенку и потерял сознание. Очнулся он уже после ухода немцев, от прикосновения нежных материнских рук и слез. Мама нежно гладила голову, а слезы капали прямо на его распухшее лицо.

– Защитник ты мой, маленький, – проговорила женщина, увидев открытые глаза сына. Вот эта фраза, интонация маминого голоса, возможно, и явилась определяющей в выборе профессии сына.

Он выжил, несмотря на голод и лишения, обрушившиеся вместе с оккупацией на жителей захваченных территорий. Нужно ли говорить, что год жизни, проведенный практически без еды, превратил и без того худенького мальчика, в высушенную «тростинку», навсегда оставив фигуру излишне худощавой.

За жизнь семье Лутовиновых пришлось заплатить очень высокую цену. Выдержать испытания не смогли младшая сестренка и бабушка Саши. Невозможно передать словами боль и горечь утраты самого родного и близкого человека, особенно маленького, ни в чем не повинного пятилетнего ребенка.

Часто по ночам Саша слышал приглушенные стоны матери. Она сильно сдала, осунулась, а глаза приобрели какой-то неизвестный ранее, неестественный блеск. Спустя десятилетия Александр понял, что так выглядит отблеск жгучей ненависти и осознал, что наиболее ярко он разгорался при встрече матери с полицаями или фашистами. Именно ненависть к врагу подтолкнула убитую горем женщину к тому, чтобы бросить двух оставшихся детей на дальнюю родственницу и уйти на фронт сразу после освобождения.