— Так ты будешь говорить, что у тебя случилось? — раздраженно спросил он. — Или мы тут пол ночи будем сидеть?

Наконец собравшись с мыслями и справедливо рассудив, что обратной дороги у меня нет, я поведал Демину самую идиотскую историю из всех, что когда-либо со мной приключились. Рассказал и о решении своем, не менее идиотском, наблюдая, как вытягивается лицо друга, и как округляются его и без того большие глаза.

Как я и ожидал, воспринял Дима мою просьбу крайне скептично, с откровенным непониманием и долей раздражения во взгляде.

— Ты рехнулся? — наконец придя в себя, рявкнул друг. — Какая нахер опека, на кой черт тебе эта девка? Только не говори, что влюбился с первого взгляда.

— Ты идиот что ли? — кажется, у меня даже голос сорвался, это надо же было такое ляпнуть. — Какая нахер любовь, ей семнадцать! Да я, блядь, сам не знаю, как свой хренов рыцарский порыв объяснить, просто не могу я пустить все на самотек, считай, пожалел я ее.

— Ишь какой жалостливый, — усмехнулся друг, делая глоток. — Делать ты с ней что будешь? Тебя дома не бывает неделями, запрешь ее в четырех стенах?

— Надо будет, запру, — я говорил вполне серьезно, не такой уж это и плохой вариант, — слушай, не знаю, главное, чтобы ее в детдом не отправили, остальные проблемы буду решать по мере поступления.

Я мог понять друга и его реакцию, приди он ко мне с подобной просьбой, я бы также у виска покрутил и послал бы куда подальше, крышу протекающую лечить. Нам сейчас без этой девки проблем хватает, а я со своей жалостью приперся, тьфу бля. Ситуация до абсурда идиотская, конечно, но я уже впрягся, а раз впрягся, не мог я ее там оставить, и сделать вид, что ничего не было, не по-мужски это. Помогу ей и отпущу с миром в нормальную жизнь.

— Дим, да я понимаю, как это выглядит, — покачав головой, я залпом опрокинул в себя содержимое своего бокала, — я тебя редко о чем-то прошу, но сейчас, помоги а, я бы не просил, но время поджимает, ее не сегодня, так завтра вышвырнут из больницы и в детдом, ты же сам знаешь, как там, мы оба в этом дерьме росли.

Он слушал меня, глядя в глаза, хмурился, явно прикидывая варианты и обдумывая мою просьбу. Сердобольностью излишней Демин никогда не отличался, у него к жизни всегда был весьма эгоистичный подход, и интересы были эгоистичные — товарно-денежные. Были, конечно, и определенного рода принципы, через которые он никогда не переступал и не переступит, но в целом хорошим человеком его назвать сложно, наверное, впрочем, как и меня. Вот и спелись.

— Хрен с тобой, будут тебе документы, но предупреждаю, случись какая-нибудь херня, отвечать будешь сам.

Согласно кивнув, я опрокинул в себя еще один бокал, чувствуя, как по горлу разливается тепло. С документами разобрались, теперь осталось понять, что делать дальше. Девчонка вряд ли придет в большой восторг при виде меня. Я не урод, конечно, по нынешним меркам в целом даже красив, наверное, но определенный род деятельности накладывает свои отпечатки.

— Утром документы на опеку будут ждать тебя в больнице, — пообещал друг, поднимаясь со своего места и давая понять, что на сегодня разговор окончен, — езжай домой, Олег, отдохни.

Я так и сделал. Наконец попав домой, первым делом завалился в душ, смывая с себя этот день. После водных процедур я направился прямиком в постель. Однако несмотря на всю усталость, уснуть в эту ночь мне так и не удалось. В голове одна за другой крутились мысли о прошлом, о детстве, юности… Я рано потерял родителей, мне и семи тогда не было, родственникам чужой ребенок, как это часто случается, оказался не нужен, а потому я отправился прямиком в детский дом. Я все еще помнил, как жилось там, где не было ничего кроме ненависти к себе и окружающим. К перманентной озлобленности и беспочвенной агрессии. Там, где давно забыли, что такое любовь и сострадание, где все было наплевать на какого-то мальчика Олежу, в один миг оставшегося сиротой. Таких Олеж там было много.