В одном из писем Фрейд сообщает Флиссу о том, что он отказывается от теории соблазнения, и происходит это в тот самый момент, когда он переходит от анализа истерических больных к кропотливому длительному самоанализу. Центральным пунктом во фрейдовском самоанализе является анализ сновидений. Фрейд замечает, что сны имеют смысл, важный для проблемы психической причинности, что сны сообщают нам многое и это многое напрямую связано с ранними травмами. Традиция толкования сновидений восходит к древности, но Фрейда не устраивают ни расхожие популярные толкования, связывающие образы сна с символическими культурными кодами эпохи (можно заметить, что в этом уже предугадывается будущий конфликт с Юнгом), ни научные объяснения, попросту редуцирующие сон к соматическим причинам и не видящие, таким образом, в снах никакого собственного смысла. Вопреки всему этому, сновидение для Фрейда – царский путь к бессознательному: сон проговаривает, как и пациент при свободных ассоциациях, истину вытесненных фантазий. Фрейд пишет: «Сновидение является полноценным психическим феноменом, а именно представляет собой исполнение желания; его можно включить во взаимосвязь понятных нам душевных проявлений в бодрствовании»[34].

Во взаимосвязь понятных нам душевных проявлений в бодрствовании сновидение включается на тех же правах, что и воспоминания при свободных ассоциациях. Сны указывают на желание: часто дело идет о желаниях банальных – скажем, сновидцу хочется по-маленькому, – но царским путем к бессознательному будут, само собой, желания более сложные, вытесненные. Процесс вытеснения работает там, где психика сталкивается с травмирующим событием. Следовательно, желания, говорящие в сновидениях, связаны с этими вытесненными травмами, в которых мы уже научились усматривать причины психических недугов. Тогда сновидение – это форма, некий язык, который призван явить вытесненное содержание в странном, спутанном виде. Сновидение – это шифр, тайный язык для записи того, что в силу своего травматизма не должно быть явлено на свет истины. Позже Жак Лакан выскажется на этот счет так: «Дело не только в формуле, согласно которой сновидение о чем-то говорит: единственное, что Фрейда действительно интересует, это построения, посредством которых оно говорит, – сновидение рассматривается им как речь. Именно это никому до Фрейда не приходило в голову. Люди знали, что у сновидений есть смысл, что из них можно что-то вычитать, – они не знали, что оно представляет собой речь»[35].

Как и у всякого языка, у языка сновидений есть собственные фигуры. Самыми важными из них являются следующие: сгущение, напоминающее метафору в языкознании (или же ось селекции у Якобсона), и смещение, напоминающее, соответственно, метонимию (или же ось комбинации). Функция их – как раз таки камуфлировать вытесненное, в достаточной степени его остранять. Приведем примеры – однако не будем в который уж раз затирать собственно фрейдовский материал, но пофантазируем самостоятельно. Пример сгущения: допустим, я хочу избежать ответственности за то, что дал знакомому человеку неверный совет; как напоминание о вытесненном, этот человек, перед которым я бессознательно виноват, появляется у меня в сновидении; но появляется он в сгущенном виде, сочетая в себе различные элементы моего вытесненного желания: скажем, он одет в костюм другого человека, третьего лица, на которого бы я хотел свалить ответственность за собственный проступок (де, это не я, это он дал плохой совет), а кроме того, у него в руках трость моего отца, который когда-то давно заставил меня впервые испытывать чувство вины, и этой тростью он тычет в меня, ругая меня в тех грубых и непристойных выражениях, которыми меня когда-то обругивала моя прабабушка, сильно обидевшаяся на меня за разбитый фамильный фужер. Вот сгущение в чистом виде: множество элементов, отсылок, цитат, собранных в одном образе, призванном продемонстрировать всю диахроническую сложность моего травматического воспоминания. Пример смещения: ситуация та же, но снится мне, скажем, перчатка, оставленная на мостовой, при виде которой я чувствую боль в животе; я вспоминаю, что эта перчатка принадлежит тому самому человеку, перед которым я виноват, и это воспоминание вызывает у меня боль. Смещение здесь – это метонимический переход по смежности, перенос травматического содержания с целостного объекта на часть его, с целого человека на его вещь, перчатку, которая, впрочем, способна вызывать те же неприятные чувства, что и ее хозяин.