Мир погрузился в новое варварство – он вообще редко из него выходил. Фрейд же был последним из чистых, беспримесных представителей славного европейского Просвещения, и – судя по дате его ухода из жизни – его Просвещение умерло вместе с ним, они умерли вместе на самом пороге страшного, опустошительного сна разума, порождающего (вне) очередных чудовищ. Пессимистические прогнозы Фрейда сбылись: массовое либидо, инвестированное в харизматических вождей, разорвалось словно атомная бомба – и это еще до ее изобретения. Коллективное бессознательное прорвало кордоны индивидуальных защит, и в нем – вопреки чаяньям Юнга – не оказалось ничего романтического.

Но чтобы не кончать на столь мрачной ноте, отметим: возможно, возрождая, поддерживая сегодня интерес к Фрейду и его интеллектуальному детищу, мы посильно помогаем возродиться, держаться и самому Просвещению – в самой классической, кантовской его форме. Ведь нельзя же, в конечном итоге, по-прежнему малодушно мириться с тем, что Просвещение-де кануло без следа, так и оставив своих мертворожденных наследников с унизительной пустотой лживых надежд, холостых идеалов и утопических неудач.

Фрейд был эмиссаром Разума – как бы ни хотел романтизировать, по-ницшеански витализировать его проект тот же Томас Манн[31] – в том, что всю жизнь он стремился познать непознанное – то, что мнили и вовсе непознаваемым. Не девизом ли познающего Разума следует счесть призыв Фрейда из лекций 1933-го, рокового года: Wo Es war, soll Icb werden – где было Оно, должно быть Я?[32]

Но что же этому Разуму в лице Фрейда и силами психоанализа в конечном итоге удалось познать? Об этом мы и поговорим в следующий раз.

Лекция 2

Путешествие на край ночи

Бессознательное всегда заставляет нас обращаться назад, и в этом смысле психоаналитическая работа может быть понята как движение вспять, а бессознательное – как прошлое, так сказать, основное, сущностное прошлое, потому что в некотором смысле бессознательное обозначает в субъекте то, что для него самого никогда не существовало в настоящем. Бессознательное всегда перетасовывает все временные категории. По мнению Фрейда, оно – вне времени, и посему наши желания, будучи бессознательными, – вечны. В субъекте то, что обозначено, обретает существование в настоящем[33].

Жак-Ален Шиллер

Итак, теперь нам предстоит в концентрированной форме изложить теорию фрейдовского психоанализа. Для удобства изложения классифицируем эту теорию по ряду этапов[33].

Точкой отсчета или, скажем, нулевым этапом служит для нас ранний фрейдовский научный опыт – перед нами молодой Фрейд (годы с 1873-го до примерно 1885-го), Фрейд-позитивист, ученик Брюкке и Мейнерта, физиолог, зоолог, невролог. Вдаваться в детали этого нулевого этапа мы по понятным причинам не будем – все важное было сказано там, где мы оговаривали общее состояние венской медицины той эпохи. Отметим лишь самое главное: основополагающее влияние Дарвина, который укоренил сущность человеческого животного в репродукции, и распространенный биологизм того времени (соприкасающийся, как известно, с философским витализмом), который был абсолютно уверен, что все скрытое и непознанное в человеческом существовании может быть связано со строго определенным физическим, органическим, словом, объективным коррелятом. Для юного Фрейда все это – что азбука.

Впрочем, в азбуке вскоре обнаруживаются пробелы. С этим обнаружением связан в собственном смысле первый этап становления фрейдовского психоанализа – с середины 1880-х по середину 1890-х: озадачивающее знакомство с брейеровским случаем Анны О., переход от экспериментальной к врачебной деятельности и, таким образом, перепрофилирование в психотерапевта, пристальный интерес к гипнотизму, внушению, сомнамбулизму, стажировка в Париже, поездка в Нанси, перевод Бернгейма, наконец, работа над совместной их с Брейером книгой – «Исследования истерии». Ключевым отличительным признаком, отделяющим первый этап от этапа подготовительного, нулевого, является вот что: на собственном опыте Фрейд усомнился во всевластии органического объяснительного принципа. Благодаря Анне О. и Шарко, благодаря экспериментам Нансийской школы Фрейд понимает, что в психиатрии существуют такие случаи – коих немало, – в которых органический редукционизм попросту не работает. Требуется разыскать другое объяснение – по счастью, Фрейд был тем авантюрным искателем, которому была в радость такая работа.