Воображение подсовывает образ Кая в душе, рисуя его полностью обнаженным. Кажется, под тугой струёй душа, что бьёт по его плечам, рассыпаясь множеством капель, я могу отчётливо представить, как он намыливает свои атлетические плечи. Как вода стекает по его мускулистой ровной спине, скользит по прямой вертикальной выемке позвоночника, смывая пену и этот до одурения волнующий запах его парфюма. Спина... гладкие мускулы, обтянутые безупречной светлой кожей. Кажется, я могу её коснуться, соблазнительно медленно провести подушечками пальцев вниз по линии позвоночника... Интересно, это вызовет у него мурашки?
Спина... Он всегда держит потрясающую осанку. Аристократически потрясающую.
Я резко мотаю головой, отгоняя от себя откровенные образы, что рисует воображение. Ну, нет уж. Он – гад! Надо не только это помнить, но и не забывать ему об этом напоминать, желательно почаще! Что, если я живу в одном доме с врагом?
Почти бесшумно, на цыпочках, крадусь к лежащему возле кровати планшету. Но, как назло, он запаролен.
Открываю первый ящик тумбы возле кровати, второй, третий... и только в самом нижнем нахожу целое множество бархатных мешочков, достаточно увесистых. Бархат ткани приятно греет руку, но и оттягивает. Пробую их взвесить в ладони – в них тонко звякают треллинги.
Чёрт возьми, Хлоя, что ты творишь?
Быстро закрываю ящик, и тот с характерным стуком захлопывается в унисон прекращающимся звукам льющейся воды из ванной. Сердце подскакивает аж до самого горла, рвано выдыхаю и стартую к двери, почти не заботясь о том, что шаги могут звучать колоколом в опасной тишине. Заветная золотистая круглая ручка врезается в ладонь прохладой и...
Дверь не поддается.
Зато открывается другая, выставляя меня в глазах Кая в унизительном положении. Кровь горячей волной взметается к щекам, и они моментально вспыхивают. Мысли хаотичным роем рассыпаются о раздраженный тон мужчины, что доносится мне в спину.
– Ты совсем берега попутала, Тень?
Резко кручусь юлой и встречаюсь взглядом с карими омутами.
– Оглохла? Я спрашиваю, откуда такая смелость?
– Тебя не видно было целый день. Я проходила мимо, решила узнать, не удавился ли ты тут. Жаль, что нет, – огрызаюсь и вцепляюсь посильнее в ручку двери в надежде, что смогу, если не слиться с самой дверью, то просто раствориться. Тут же, на этом самом месте под аплодисменты и издевательский взгляд этого гада.
– К твоему сведению, это МОЯ спальня.
– Вот и выпусти меня отсюда! – давай, Хлоя, раз уронила уже своё достоинство, то хотя бы сделай вид, что оно не твое и просто здесь валялось до тебя.
Могу поклясться, что в карих омутах улавливаю тень удивления. И черт меня дёргает, скользнуть взглядом ниже его шеи...
Глаза жадно пробегают по очерченным острым ключицам мужчины. Ниже...
С мокрых угольно-черных волос падает капля воды, стекая по ключице, огибая ложбинку, чертя мокрую дорожку по светлой коже. Вниз по внушительным и упругим мускулам на груди. Ниже... Вдоль подтянутого живота, на котором отчётливо виднеются очертания хорошо проработанного пресса. И эта прозрачная капля пропадает где-то за краем полотенца. Провожаю ее голодным взглядом...
Махровое белоснежное полотенце, завязанное на бедрах, обнажает возвышающиеся над краем ткани тазовые косточки, прекрасно очерчивая их. С трудом сглатываю вязкую слюну, но это не спасает от сухости во рту, и заставляю себя поднять взгляд к его глазам.
Сладостная трясина волнения утягивает меня в свою обитель совершенно легко.
Господи, эти глаза! Чистый шоколад, тягучий, манящий, но до боли, до стиснутых зубов, до крошева в душе из мелких стекол, холодный. Они затягивают в свою глубину, так, что ты забываешь всё вокруг. Забываешь кто ты, забываешь, КАК они могут ненавидеть. Сейчас просто холодные, ледяные. Два дьявольски выстуживающих душу и всё тепло из сердца айсберга.