Ее нога в зоне щиколотки совсем распухла и покраснела. Надеюсь, это растяжение, а не перелом. В таком возрасте это опасно.
Моя бабушка сломала косточку в ступне, неудачно подвернув, и потом два года толком не могла ходить. Память о бабушке эхом боли прокатывается в сердце.
Она была для меня всем. Заменила отца и мать, но время безжалостно. Оно забрало ее у меня, оставив огромную дыру в сердце.
Боже, как же я по ней скучаю…
– Шевелить можете? – Я смахиваю накатившие слезы и спешу все разузнать, пока незнакомая старушка, прищурившись, разглядывает меня.
Наверное, девиц вроде меня нечасто встретишь в лесу. Платье хоть и потрепанное, но видно, что богатое. За крестьянку не примут.
– Ты что же, деточка, сама по себе тут? – вместо того чтобы ответить, спрашивает она.
– Так уж вышло, – шепчу ей, а в горле встает ком от обиды и несправедливости. Так, только не плакать. Речь сейчас не обо мне. – Что с вами произошло?
– Травы собирала, да вон на том поганом корне поскользнулась. Глаза уже не те. Да и ноги тоже, – вздыхает бабуля, а у меня сердце рвется.
Кто же отпустил ее одну? Неужели молодых не нашлось, чтобы в лес сходить?
– Нет у меня никого, – вздыхает она, будто мои мысли прочитав. – Брат был, а теперь все сама.
Песель лает, напоминая, что я не поболтать сюда приглашена, а помочь. Этим и спешу заняться. Бабуля совсем уставшая, ей нужно скорее в безопасное уютное место. Сколько часов она тут не ела, не пила?
Вода у старушки находится, и, пока она пьет, я спешу сделать тугую повязку на ее ноге из ее же платка. Мы даже пробуем встать, но идти у женщины не получается.
– Забирайтесь мне на спину, – говорю я ей, а сама чуть ли не падаю, едва сделав шаг. Слишком тяжело.
И как же нам быть?
– Ты, девочка, лучше в город пойди да помощь позови, – предлагает мне старушка, но согласиться с ней не могу.
В лесу адреса нет, чтобы сказать, где бабулю искать. Да и я могу сто раз заблудиться, пока этот город буду искать. Разве, что с песелем пойти.
Но вдруг на нее зверь тут нападет, пока мы ходим? Опасно!
– Я вас не оставлю тут одну! – наотрез отказываюсь я и принимаюсь осматриваться в поисках того, с помощью чего можно исправить ситуацию.
Веток целая тьма. Жаль, не еловые, но эти тоже вполне сойдут. Главное погуще наломать.
– Ты чего это удумала? – пугается бабуля, когда я собираю целую «перину».
– Это называется носилки-волокуши. Немного будет трясти, зато все вместе будем, – говорю ей, вытирая пот со лба.
Боги, как же горят пальцы, но жаловаться нельзя. Работать надо.
– Вот бы еще найти, чем их перевязать, – рассуждаю я вслух.
– Подойдет? – Старушка достает бечевку из узелка.
Я, обрадовавшись, тут же принимаюсь за дело. В спешке царапаю пальцы, но, стиснув зубы, работаю дальше. Надо торопиться, пока солнце не село.
– Ты, дружок, мне поможешь, – решаю я, глядя на пса, и зазываю его в самодельную упряжку. А саму бабулю на ветки определяю.
– Тяжело тебе будет, – вздыхает она.
– Ни капельки, – заверяю я, доводя до ума свое нехитрое изобретение, и уже спустя пять минут мы отправляемся в путь.
Веревка впивается в руки и плечи, ноги дрожат от усталости, но я стараюсь не подать вида, чтобы старушка не беспокоилась зря. Она говорила, что город в двадцати минутах ходьбы, а мы идем уже второй час.
Туфли натерли мозоли, но я не сдаюсь. Даже присесть себе не позволяю. Уже смеркается, а ночью в лесу будет еще опаснее. Надо спешить.
Шаг, еще один шаг. Кажется, что я сейчас сама богу душу отдам, и тут песель радостно лает, а я чуть ли не со слезами радости смотрю на желтые огоньки в окнах далеких домов.