– Что вы на меня пялитесь, превратившись в соляной столб? Видно, вы одичали в своём логове. Или у отшельника нет языка? Меня бросает в дрожь! Как могла герцогиня Кендал доверить свою оранжерею такому вандалу? Только дикарь, не умеющий ценить красоту, мог так безжалостно сорвать эти прелестные орхидеи! И ваше счастье, что вы находитесь не в моём парке, иначе велела бы слугам выпороть вас.

Дав выход злобе, Олимпия замолчала, гневно сверкая глазами, в то время как герцог Ормонд, выпрямившись во весь рост, стоял перед ней с непроницаемым лицом, скрестив на груди холеные руки. Его изящные пальцы с особенной нежностью играли лепестками орхидеи, что ещё больше взбесило её.

Когда с губ Олимпии готовы были слететь новые уничтожающие слова, минутная тишина в оранжерее была нарушена бархатистым голосом, приятно ласкавшим слух:

– Несомненно, вы хотели бы сами оказаться на месте этого цветка. Не так ли, прелестная леди?

– Должно быть, ваша бурная фантазия выдает своё неуёмное желание, – сухо отрезала она.

– Весьма польщен вашей проницательностью, – парировал он, откровенно усмехнувшись.

– В таком случае, мне вас просто жаль.

– Отчего же?

– Вы так обуреваемы похотью, что даже не скрываете этого.

– По-моему, мы оба жаждем одного и того же, – возразил Эдгар, не сводя с неё глаз.

Его взгляд был настолько бесцеремонно-дерзким и иронично-оценивающим, что вызвал у неё в душе небывалое смущение. Но, вместе с тем, Олимпия почувствовала себя и немало оскорбленной. Поэтому она гневно спросила:

– Интересно, чего же именно?

– Вы хотите меня, а я…

Недослушав его, Олимпия перебила:

– Судя по всему, вы так давно не бывали с женщинами, бедный отшельник, что готовы броситься на первую встречную.

– Разве на первую встречную? Думаете, я слепец и не заметил, как в бальном зале вы пожирали меня взглядом.

Олимпия, к ужасу своему, поняла, что отчаянно краснеет. Черт побери, он явно уличил её, когда она открыто любовалась им. Однако ей вовсе не улыбалось в этому ему признаваться.

– Ну и что из того? – отрезала она. – Все гости глазели на вас.

– Не стройте из себя ослицу, милочка. Вы прекрасно знаете, о чем идет речь.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Сдается мне, что вы немало преуспели в редкостном притворстве, моя провинциалочка.

– Откуда вам известно, что я не из Лондона? – глаза девушки, и без того большие, распахнулись пошире.

– Слухами земля полнится, – губы герцога растянулись в дьявольской усмешке.

– Неужели и до отшельника могли дойти светские сплетни?

– Не без того, – его губы ещё больше поползли вниз.

– Действительно, вы неплохо осведомлены для затворника.

– Да кто же не знает богатую невесту, третий сезон выезжающую в свет в тщетном поиске суженого?

Слова, обнажившие истину, неприятно задели Олимпию. Её обычная словесная язвительность вдруг исчезла, уступив место некоторой растерянности, совершенно не свойственной ей. Правда, в следующее мгновение её охватил гнев.

– Допустим, – вызывающе бросила она, с холодной ненавистью воззрившись на него.

В свою очередь, Эдгар небрежно выпалил:

– Надо полагать, в этот сезон вы уже не упустите свой шанс. Верно?

– Какое вам до этого дело?

– Меня интересует, на кого упадет ваш благосклонный взгляд после такой разборчивости.

– В самом деле? – во взгляде Олимпии на сей раз не было удивления, а лишь ироническая усмешка.

– Именно.

– Во всяком случае, не на вас.

– Чертовски жаль… – в его глазах полыхнул янтарный огонь. – Я очень рассчитывал на это. Но признайтесь откровенно, что в бальном зале вы вожделели меня.

– Неправда! – немного схитрила она. – Лицезрение ещё не основание к утверждению.