Буквально вылетев из здания, я подставляю лицо ледяным каплям сентябрьского дождя. Мне нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя и как-то уместить в сознании мысль о том, что Даня возможно изменил мне. Нет. Он этого не делал. Мы ведь с детства вместе. Он всегда обещал меня оберегать и любить. Ближе его у меня никого на всём белом свете нет.

Натянув на голову капюшон, я плетусь к автобусной остановке.

3. Глава 3.

Рядом с домом я захожу в небольшой круглосуточный магазин, чтобы купить бутылку молока для Дани и один лимон для себя. Даня очень любит молоко, а мне от него всегда становится плохо. Я больше чай люблю, особенно с долькой свежего лимона.

Стоя у витрины, я никак не могу собраться с мыслями. В голове всё еще неприятно звенят слова Шраменка, а перед внутренним взором назойливой картинкой прокручивается сердитый взгляд Барона. Даже сейчас, когда я нахожусь на другом конце города, меня всё равно пробирает дрожь лишь от одного малюсенького воспоминания об этом человеке.

Я не хочу думать о том, что Даня мог мне изменить. Но где-то там, в самой глубине души, возник червячок сомнений. А если это правда? Если Даню, действительно, уволили из-за того, что он позарился на женщину босса? Нет. Нет, нет и еще раз нет!

Пока я стою в очереди, крепко стиснув в руках старый потёртый кошелек, память услужливо напоминает мне о некоторых деталях. За месяц до того, как Даню уволили, у него внезапно появилась пара дорогой брендовой обуви. Потом еще через пару дней — комплект стильных не менее дорогих рубашек. А еще позже в его бумажнике я обнаружила просто неприличную сумму наличных. Для обычного автомеханика, который пусть и работал на авторитетного и состоятельного человека, это всё равно была непозволительная роскошь. Откуда она у него могла появиться?

Я пыталась вытянуть из Дани правду и хоть какие-то чёткие ответы, но он лишь отмахивался. Что-то невнятно говорил про какую-то неожиданную премию и желание немного побаловать себя. Я ему поверила. Я всегда и во всём верю Дане. Я преданна ему и никого, кроме него, у меня в сердце нет. Но что, если моя преданность, моя любовь мешают мне увидеть правду? Мешают снять те самые розовые очки, которые наверняка есть у каждой двадцатилетней по уши влюбленной девушки?

— Кристина, ты будешь что-нибудь брать? — обращается ко мне продавщица тётя Лариса.

Хорошая женщина, иногда я беру у нее в долг, если денег не хватает до стипендии. Тётя Лариса всегда дает своим знакомым, правда не больше, чем на два дня.

— Да, молоко и один лимон небольшой взвесьте, пожалуйста, — я едва заметно улыбаюсь женщине и стараюсь избавиться от ненужных тяжелых мыслей.

Даня дома. Он сидит за своим старым ноутбуком и играет в какие-то бестолковые и жестокие стрелялки. Я несколько секунд внимательно смотрю на него, будто пытаюсь найти в его облике нечто такое, что точно даст мне понять, есть ли повод для подозрений или нет. Но это всё тот же Даня. Высокий, немного худощавый и с волнистой густой темной челкой, что постоянно спадает ему на глаза. Ярко выраженные линии скул, красивые тонкие губы. Смуглая кожа. Сосредоточенный взгляд серо-голубых глаз. Это ведь мой Даня. Такой родной и бесконечно любимый.

— Почему ты так долго? — он ставит игру на паузу и вопросительно смотрит на меня.

— Прости. Немного задержалась, — я снимаю промокшую куртку и вешаю ее на спинку стула сушиться.

— В библиотеке?

Я не умею врать. Особенно не умею врать дорогим моему сердцу людям. Да и в детдоме у нас врунишек никто никогда не любил. Оставив бутылку молока и целлофановый пакет с лимоном на письменном столе, который частенько служит для нас и обеденным, я сажусь рядом с Даней.