После ухода Аида я осматриваюсь вокруг и понимаю, что на город уже опустилась ночь. Это сколько же я проспала? Подхожу к зеркалу, смотрю на свое отражение: волосы растрепались, веки припухли и понимаю, что не хочу с этим ничего делать. А если кому-то не нравится, пусть не смотрит и не удерживает меня здесь.

Внизу я слышу голоса, доносящиеся из кухни, и чувствую приятный запах жаренного мяса. Иду на звуки и как только появляюсь в помещении, разговоры прекращаются и взгляды четверых мужчин переводятся на меня.

— Добрый вечер, Василиса, — тот самый Граф сидит во главе стола, в то время как остальные занимают стоячее положение. Мужчина кивает и остальные, понимая без слов, просто разворачиваются и оставляют нас наедине. — Присаживайтесь, поужинайте.

— Я не голодна, — цежу сквозь зубы, едва сдерживая свой гнев. К чему этот цирк и игра в хорошие манеры? — Зачем я здесь?

— Как у вас обстоят дела с памятью, Василиса? — он говорит все также сдержанно и спокойно, даже взгляд не меняется.

— Что? — я не понимаю, к чему он клонит. — Не жалуюсь.

— Да? — он откидывается на спинку стула, вперяется в меня взглядом, и продолжает: — Тогда вы должны помнить, что я сказал вам в первую нашу встречу? Я не люблю, когда мне перечат. Я не спрашивал голодны ли вы, я попросил вас сесть и поесть. В моем доме я говорю — вы выполняете. Это правило вам придется запомнить.

— Я не просила об этом и не горю желанием находится здесь, и есть я тоже не хочу. Я лишь хочу получить ответы на свои вопросы и уйти отсюда. Вы не имеете права удерживать меня силой, это похищение.

— Я не повторяю дважды, Василиса, — он словно не слышит меня, а я демонстративно не двигаюсь с места. — Ну что же, в таком случае разговора не будет, вы можете возвращаться в свою комнату, — заключает он и принимается за еду, делая вид, что меня здесь нет. Ладно, черт с тобой, но после мы поговорим. Скрипя зубами, я с грохотом отодвигаю стул, нарочно давя на его спинку, и извлекая из этого действа омерзительные звуки, не говоря уже о том, что с особым удовольствием порчу паркет, оставляя на нем глубокие царапины, но мужчина никак не реагирует.

Сажусь за стол, но несмотря на умопомрачительный запах и урчание в животе, не представляю, как засунуть кусок в горло, понимаю, что не влезет. Приходится с силой впихивать в себя еду, но как не стараюсь, даже половины не съедаю.

— Вы не доели, — мужчина кивает на мою тарелку.

— Слишком много, я наелась, — отодвигаю от себя тарелку.

— Сомневаюсь, — произносит холодно, — но спишем на стресс. Сегодня.

— Вы должны меня отпустить, — говорю прямо, потому что он, кажется, не собирается возвращаться к разговору. — Я не могу здесь оставаться, я должна уйти.

— Это исключено, — все также холодно, а у меня внутренности сворачиваются в тугой ком от понимания, что никакая это не ошибка.

— Вы не можете, — я подскакиваю с места. — Зачем? Вы хоть понимаете, что натворили? — я срываюсь на крик, слезы застилают глаза, потому что это крах, крах всему. Этот человек

 просто по собственной прихоти, по непонятным мне причинам, рушит мою жизнь.

— Ты, правда, считаешь, что в твоем положении стоит повышать голос? — внезапно переходит на «ты» и сканирует меня холодным, пустым взглядом. И голос такой же: ледяной, до костей пронизывающий.

— Вы ни черта не понимаете? Отпустите меня, я должна уйти, от этого зависит человеческая жизнь! — прошу, чувствуя, как силы покидают меня. Как страх растекается по венам. Не за себя, за маму.

— Нет, Василиса, ты останешься здесь, — каждое слово обжигает, заставляет сердце биться чаще. Во что ты вляпалась, Лиса? И как теперь из этого выбраться?