«Он… вдохновляет, – анализировала свои ощущения Анна позже, сидя за домашним заданием. Тетрадь по физике лежала открытой, но мысли были далеко. – Когда он говорит, кажется, что мир огромен и полон чудес, которые можно понять. И он верит, что мы можем их понять. Верит в нас…» Она поймала себя на том, что улыбается странице с формулами. «Это глупо… Почему я думаю о нем? Он учитель…»

Но восхищение очень быстро начало приобретать другой, тревожный оттенок. Анна заметила, как ее ладони становятся влажными, когда Алексей Сергеевич проходил мимо ее парты. Как дыхание перехватывало, когда он случайно встречался с ней взглядом. Как она начинала краснеть, если он обращался к ней лично, даже с простым вопросом по теме.

«Анна, как ты думаешь, почему мяч, брошенный горизонтально, падает по параболе?» – спросил он как-то на уроке.

Анна почувствовала, как жар разливается по лицу и шее. Голос, обычно звонкий, едва выдавил из себя: «Э-это… из-за… силы тяжести и начальной скорости?..»

«Правильно! – одобрительно кивнул учитель. – Ты хорошо уловила суть.»

Этот простой комплимент заставил ее сердце колотиться так, что она боялась, его стук услышат соседи по парте. «Он заметил… Он сказал, что я хорошо уловила…» – мысль крутилась в голове, оттесняя все остальное. И тут же пришло другое чувство – стыд. «Что со мной? Это же просто учитель! Он так ко всем относится, он просто хороший педагог… Почему я веду себя как дурочка?»

Она стала ловить себя на том, что ищет его взгляд в коридорах, специально задерживается после урока, чтобы задать вопрос, даже если все поняла. Или не задать, а просто постоять рядом, впитывая звук его голоса, запах легкого одеколона с нотками древесины и чего-то свежего… химического? Лабораторного? Этот запах стал для нее особенным.

Однажды на большой перемене она поделилась сдержанно с лучшей подругой, Катей:

«Кать, слушай… Физика теперь нравится?»

«Ну, с новым учителем повеселее стало, – пожала плечами Катя, доедая бутерброд. – Орлов ничего так, объясняет понятно. А что?»

Анна покраснела, глядя в пол. «Просто… он такой… знающий. И смотрит так, будто действительно верит, что ты способна понять даже сложное.»

«Ага, – Катя прищурилась, уловив нотку в голосе подруги. – Знающий… И симпатичный же, да? Глаза у него классные.»

Анна сглотнула. «Ну… да…»

«Ой, Ань, да ты что? – Катя фыркнула, но без злобы. – Ты же не первая и не последняя. Полкласса девчонок по нему тащатся. Он ж новенький, да еще и не лысый, как наш Иван Петрович по математике. Расслабься, это же просто физик!»

Слова Кати должны были успокоить, но они лишь усилили внутренний хаос. «„Просто физик“… „Полкласса тащатся“… Значит, я не одна такая дура? Но почему тогда мне так… неспокойно? Почему я чувствую себя виноватой, когда думаю о нем не только как об учителе?» Анна понимала, что ее чувства выходили за рамки обычного уважения и восхищения педагогом. В них была какая-то сладкая, но пугающая дрожь, желание быть замеченной именно ею, не как ученицей, а как… как девушкой? Эта мысль казалась ей одновременно запретной и невероятно притягательной. И именно эта двойственность, это понимание необычности и неправильности своих чувств, пугало ее больше всего. Она ловила себя на фантазиях: вдруг он заметит ее рисунки? Вдруг спросит о чем-то личном? Вдруг… Нет, это было невозможно. И страшно.

Физика стала одновременно самым любимым и самым мучительным предметом. Она ловила каждый взгляд Алексея Сергеевича, каждое слово, анализировала интонации, искала скрытый смысл в обычных фразах. Ее мир сузился до размеров школьного кабинета физики, а сердце билось в ритме, заданном появлением учителя с серо-зелеными глазами, который открыл ей красоту законов Вселенной и невольно пробудил в ее душе совсем другие, куда более сложные и тревожные законы чувств. И она пока не знала, как с ними справиться.