Короче говоря, он кинул нам баскетбольный мяч и разрешил играть, во что пожелаем, сам ушел якобы готовить какой-то документ, а, скорее всего, точить лясы в учительской с очередной привлекательной юбкой. Литературное название этой игры в мяч, я не знаю, поэтому назову ее «выбивалами».

Мы играли парами, одна вставала напротив другой, а между был тот, которого следовало выбить. Мяч можно было кидать прямо в него или хитрить, пытаясь попасть на отскоке от асфальта, что было сложнее, зато неожиданнее. Если ему удавалось поймать мяч, он выигрывал.

Получалось, что в паре каждый поочередно бросал мяч, пытаясь выбить того, кто находился в центре. Если мяч не попадал, его подхватывал кто-то из пары напротив, и снова бросал.

Так продолжалось долго, если тот, кто был мишенью, проявлял ловкость. Чтобы выбить его, парам следовало действовать быстро, кидать мяч точно и не раздумывая, так чтобы «мишень» не успела вовремя среагировать.

К тому времени Лена вытянулась, стала еще более стройной, – занятия художественной гимнастикой, к которой ее приобщили родители еще до школы, как видно, не прошли даром. Она ловко увертывалась от мяча, и никто не мог выбить ее.

Настала наша с Самоловым очередь. Мы встали в пару, а напротив встали Шилочкина и Кузанова. Выбить следовало Лену, поскольку никто из предыдущих пар не сумел этого сделать. Кузанова очень хотела выбить Котову, однако все время не попадала.

Мяч Самолова бил, словно пушечное ядро, однако каждый раз каким-то чудом Лена успевала увернуться. Шилочкина хитрила и намеренно не выбивала свою лучшую подругу, – все время кидала мимо или явно показывала ей, куда собирается бросать.

Наконец, настала моя очередь. Я вспомнил свой коронный прием, когда играл в баскетбол, – смотрел в одну сторону, а мяч бросал в другую. Поймав Лену боковым зрением, я замахнулся, чтобы бросить туда, куда якобы смотрю, а сам бросил левее. Лена попалась на удочку. Она отскочила как раз туда, куда я коварно бросил мяч, он слету попал ей прямо в живот.

Баскетбольный мяч – не надувной шарик, у Лены на глазах выступили слезы, однако она мужественно стерпела боль, – чувствовалась суровая гимнастическая подготовка. Через силу улыбнувшись и не сказав никому ни слова, даже Шилочкиной, она ушла домой. Шилочкина подарила мне прекрасный взгляд, в котором читалось, кажется, только одно чувство – ненависть, и с того дня я не видел своих одноклассников два года.

До седьмого класса мне было достаточно понятно, как следует жить. Я никогда не строил долгосрочных планов, просто знал, что я не такой, как все, так будет всегда, и в этом мое счастье. То, что подходит всем, не подходит мне, в этом я был убежден, потому что моя жизнь, как я пытался показать выше, постоянно посылала мне подтверждения этого. А то, что держать ложку я все-таки стал в правой руке, еще ни о чем не говорило. Просто мой дед сыграл на обычном страхе ребенка, который, как правило, не желает, чтобы на него показывали пальцем.

Будучи взрослым дядей, я как-то оказался за праздничным столом в тесной комнате, сидеть пришлось в какой-то нише и, если бы я ел, держа ложку в правой руке, то постоянно толкал бы локтем соседа справа. Вот когда пригодилась моя левая рука!

Теперь я беру ложку в ту руку, в какую на данный момент хочу, и с удивлением замечаю, что все чаще ем левой рукой. Мне хочется брать ложку в левую руку, и никто, даже английская королева на приеме в Букингемском дворце не посмеет обращать на это внимание.

В августе перед началом учебного года отец окончил академию, мы вернулись из Москвы в наш город, мне предстояло идти в седьмой класс, и я предвкушал встречу со своими одноклассниками. Мы не виделись два года!