Преображенский храм города Кохтла-Ярве

Когда я приехала в Кохтла-Ярве, первым делом увидела там Нину Комарову (будущую игумению Софию)[18]. Она была старшая над эстонскими сестрами. Я не понимала ее старшинства и не воспринимала как свое начальство, так как считала, что приехала как регент к отцу Вячеславу. Нина сразу запричитала: «Вот, еще одну прислали, что тут с ними всеми делать!» Бывало такое – иной раз некоторые из старших батюшкиных чад позволяли себе высказывать батюшке неудовольствие и претензии.

Меня она этим сразу же против себя настроила, и я ей резко сказала, что пусть насчет меня не беспокоится, я никакого отношения к ней не имею и не собираюсь иметь. Я не монашка и никогда ею не буду, просто приехала на работу. Сама Нина работала тогда просфорней в Йыхви, а там как раз произошла авария и поэтому негде было печь просфоры. Отец Вячеслав разрешил Нине пользоваться нашей церковной просфорней для храма в городе Йыхви. Нина приходила, ставила тесто, а пока оно подходило, заходила в мою келию и ложилась спать. Часто укладывалась даже на мою кровать. Мне это чрезвычайно не нравилось, и я пожаловалась отцу Вячеславу. Отец Вячеслав ей строго запретил так поступать.

В Эстонии я прожила немного, но очень активно. В это время я полностью сменила свою идейную позицию, там я «уязвилась любовью» (см.: Песн. 5, 8) к монашеству. Эта «язва» осталась неисцельной на всю последующую жизнь…

Батюшка уже тогда строже взял меня под свое руководство, я это чувствовала. Но еще не понимала, к чему иду. Я как-то стояла на коленках перед батюшкой, а сзади меня находилась одна благочестивая женщина, работающая в Лавре. Батюшка через мою голову обратился к этой женщине и сказал, показывая на меня: «Видишь, вот она стоит передо мной, совсем сырой материал. Из нее, как из глины, можно сейчас лепить что захочешь, можно ангела, а можно демона, смотря в какие руки попадет».

В Лавру ездила из Эстонии регулярно. А также в любое подходящее время ездила в Пюхтицы. Там я впервые поняла, что решила: никогда не выйду замуж. Сначала как-то жутко внутри было, я думала-думала об этом. Но потом поняла, что старец именно этого и ждет от меня. Да что старец! Ведь старец нас к Богу привести хочет, значит, этого хочет Сам Господь! И так мне радостно стало, поехала к батюшке, думаю: сейчас его обрадую, что я все поняла наконец!

Приезжаю, а у батюшки, как всегда, народ. Какая-то мамаша привела своего сыночка, видимо, совсем с ним сладу не было. Ему лет двадцать пять. Стоят они перед батюшкой, разговаривают с ним, а батюшка вдруг поворачивается ко мне и спрашивает: «Сколько тебе лет?» Отвечаю: «Двадцать два». «О, – говорит батюшка, – да тебе замуж давно пора!» Я аж подпрыгнула, думаю: ну надо же, не успела ему радостную весть сообщить, что я ни за что теперь не пойду замуж. Я завопила: «Нет-нет, батюшка, я сейчас вам что-то скажу!» Но батюшка ничего не слушает: «Я хочу, чтобы ты с ним познакомилась, может, из вас хорошая пара получится». Я стала доказывать, что никакая пара из меня не получится. Но батюшка не слушает. Говорит: «Иди познакомься с ним, своди его в археологический кабинет, может, понравитесь друг другу». И буквально выпроводил нас троих.

Я вышла злая, как мегера, но уже знала хоть слово такое – «послушание». Говорю им: «Вы на меня не смотрите всерьез, я только за послушание доведу вас до академии, а там мы расстанемся. У меня другие жизненные планы». Пошли мы, дошли до проходной, и нас почему-то не пустили. У меня такое было впервые. Но я обрадовалась, что мне не надо время на них тратить. Той мысли, что я и вправду могла бы обольститься идеей супружества за время совместной прогулки, даже и близко не допускала. Казалось мне, что я теперь такая твердыня, куда уж!