Батюшка с удивлением говорит этой рабе Божией: «Да ты что! У тебя что, совсем глаз нет? Куда же ты молодых девчонок на монастырскую кухню отправляешь? А если они там начнут монахов соблазнять? Ты же их совсем не знаешь. А если они окажутся заразными? Да разве так можно?» Мы, конечно, с Наташей чуть от стыда сквозь землю не провалились. Думаю: вот тебе на! Согласились, называется, надо больно было! А батюшка показал на пожилую супружескую пару: «Вот этих бери! Это люди немолодые, испытанные. Гляди, вон у него даже орден есть церковный!» При этих словах батюшка распахнул на мужчине пальто, и все действительно увидели церковную награду. После такого возвеличивания супруги, разумеется, не могли уже отказаться и торжественно прошествовали на кухню, а я сразу же сообразила свою выгоду: мне теперь ничего не надо резать, чистить, мыть – ура! И была очень рада и благодарна батюшке.

На самовольно выбранном приходе недолго пришлось мне потрудиться. Слишком слаба я была и слишком глупа, чтобы справиться с навалившимися искушениями. Тут я снова сделала попытку отойти от батюшки. Самовольно ушла с места, переехала к владыке А., другу моего отца, уже там презентовала себя как псаломщицу и регента. Владыка благословил меня на приход, но и оттуда я очень скоро убежала. К тому времени в стране уже был открыт первый регентский класс – в Ленинграде, и мы с моей младшей тетушкой надумали туда поступить. Но тетя-то пошла к батюшке за благословением, а я и не подумала. Во-первых, мне было стыдно, что я убежала за один год из двух мест, а во-вторых, я знала, что батюшка тете не благословил поступать, и поняла, что, скорее всего, и мне не благословит.

Когда я находилась в Ленинграде, очень настойчиво молилась. Мне хотелось поступить, и я убеждала Господа, что ведь это же мне будет полезно, а если не поступлю, то могу сотворить страшные поступки (какие – Богу было известно!). И вот так, в таком глупом, наивном дерзновении я пыталась «шантажировать» Господа. Но все же, когда была на Смоленском кладбище, хватило у меня ума попросить у Ксеньюшки не чего-то конкретного, а полезного себе для спасения души. Хотя я очень хотела, чтобы этим полезным оказалась моя учеба в регентском. Но вот меня вдруг все-таки не приняли, и я со страшным ропотом поехала в аэропорт, чтобы лететь к родителям, в Киев. На душе у меня было скверно, и я действительно имела настроение всем все доказать! Но Господь за молитвы моего духовника уже вел меня и не дал ничему плохому случиться. До самолета я дошла четким шагом, стуча огромными каблучищами, а с самолета вышла тихой болезненной поступью, еле передвигая ноги. Пришлось в аэропорту даже переобуться в домашние тапочки, чтобы хоть как-то добраться до дома. Я резко и сильно заболела. Проболела почти полгода, и ничего мне не помогало, я на глазах превращалась в старуху, слабую, немощную.

Конечно, я понимала, откуда такая напасть и где из этой напасти выход. Совершенно очевидно требовалось встать, собраться и поехать к батюшке. Я хотела только попросить прощения и забыть свое неудавшееся псаломщичество. Понимала и верила, что, как только попаду к батюшке, у меня восстановится здоровье, вернутся бодрость и жизнерадостность, но пребывала в расслабленном состоянии и не могла заставить себя подняться, одеться, добраться до поезда. Ни на что не было сил! И вот уже перед самым Великим постом в 1984 году я все же, очень сильно перемогаясь, кое-как решаюсь встать и хоть ползком, но двигаться к своему духовному отцу. Я уже никаких подвигов не хотела, только прощения и исцеления. А батюшка, будто не замечая моего жалкого состояния, говорит: «Вот в Калязине псаломщик нужен, поезжай туда». Я так и ахнула. Говорю: «Батюшка, да уж если на то пошло, то у меня же папа священник, я могу у него на клиросе петь и службу вести».