На полу, прикрыв голову руками, лежала Лиза. Она поджала под себя ноги, стараясь защитить живот, куда прицельно пинал черным ботинком какой-то мужик. Он был в брюках, но без рубашки. Я не видела его лица, только массивный затылок.
От увиденного у меня мгновенно поднялась шерсть на загривке. Я закричала и прыгнула ему на спину. Он закрутился волчком, пытаясь сбросить меня. Но я вцепилась в него мертвой хваткой, а потом впилась зубами в его правое ухо.
Он заорал от боли и так дернулся, что я все-таки свалилась с него, отлетела в угол и ударилась головой о стену. Если б не капюшон пуховика, наверно, я бы потеряла сознание. В глазах у меня потемнело, и на какую-то секунду я оглохла. Потом пришла в себя и увидела, как он, морщась, трогает себя за ухо, а затем разглядывает пальцы, измазанные кровью. В его взгляде явственно читались боль, изумление и ярость в равных долях.
Потом он уставился на меня, словно не верил своим глазам, и через мгновение шагнул ко мне. Схватил за шкирку и рванул на себя.
Я не стала ждать, пока он меня ударит, и ударила первой. В нос, как учил Илья.
Мужик снова заорал и разжал руки. Я с размаху пнула его по яйцам, и, когда он скрючился, изо всех сил саданула локтем по шее. Он рухнул на пол и застыл бесформенной грудой.
Лиза уже не плакала, лишь стонала от боли. Я бросилась к ней.
– Господи, что он с тобой сделал?
Она подняла на меня избитое лицо и сделала попытку подняться. Я помогла ей встать. Она не могла стоять прямо и согнулась в три погибели, обхватив живот. Из носа и рассеченной губы текла кровь, под левым глазом наливался фингал. Я посадила ее на стул.
– Дай-по-пить, – по слогам попросила Лиза, и я кинулась в кухню.
– Проверь языком, только осторожно – зубы целы? – сказала я, протягивая ей стакан.
Она потыкала языком в разные стороны и кивнула:
– Целы.
Мужик на полу зашевелился. Я снова пошла в кухню и вернулась с ножом, больше похожим на тесак.
Он встал сначала на колени и постоял так какое-то время, опираясь на локти. Затем распрямил руки и поднял на меня голову.
– Лиза, мне позвонить в милицию? – спросила я.
Она покачала головой.
– Не надо. Пусть убирается.
Он смотрел на меня бессмысленным взором и, похоже, не понимал, что происходит.
– Забирай свои манатки и выметайся, – громко и внятно сказала я.
Взгляд его несколько прояснился. Он с трудом поднялся и охнул, зажав между ног руки.
– Еще раз сюда сунешься – отрежу твои причиндалы, – пообещала я ему.
Он посмотрел на нож в моей руке и перевел взгляд куда-то в угол. Я проследила за его взглядом – там, на полу, лежали его пиджак и рубашка. Я подняла их, вышла в коридор, открыла входную дверь и выкинула шмотки в подъезд. Затем сняла с вешалки дубленку с шапкой и вышвырнула и их тоже.
Он, пошатываясь, вышел в коридор. Я ждала, держа дверь открытой. У самого выхода он остановился и повернулся ко мне, намереваясь что-то сказать. Я не собиралась его слушать.
– В подъезде оденешься, – сказала я.
Вытолкала его наружу и захлопнула дверь.
…
Лиза скрючилась на стуле. Я подняла ее и повела в ванную. Смыла кровь. Слава Богу, швы накладывать не придется. Зубы целы, синяк пройдет.
Сложнее было с возможными внутренними повреждениями.
Я уложила ее в кровать и накрыла одеялом.
– Если к утру боль не утихнет – поедем в приемный покой.
– Зачем?
– Затем. Тебя надо обследовать – вдруг он тебе повредил что-нибудь внутри.
– Не успел, – сказала Лиза. – Ты вовремя пришла. Он только начал меня пинать.
А если б я не заболела и не пришла домой сегодня вечером вместо того, чтобы вернуться завтра утром после смены?
Я сел на кровать рядом с ней.