, суровые и молчаливые – оба на одно лицо. Сверкнув удостоверениями, товарищи поспешили по узкому коридору, позвякивая склянками в авоське.

В комнате за круглым журнальным столом, оживленно беседуя по-английски, сидели супруги Фокс и их переводчик и правая рука, товарищ Смирнов.

– А, здравствуйте-здравствуйте! – вскочил Смирнов и за обе руки поздоровался с вошедшими. – А мы как раз обсуждали открытие новых питательных пунктов за пределами губернии.

– Это, конечно, хорошо, – потирая руки, сказал Чекин. – С тех пор как открылась первая детская столовая, уже обеспечено питанием шесть тысяч пятьдесят семь детей во всех уездах.

– Но, помимо детей, – вступил Чебанов, – все еще страдает взрослое население. И хотя столовая на станции Симбирск-I снабжает беженцев пайками, количество голодных смертей растет.

Товарищ Смирнов перевел все чете Фокс.

– Необходимо установить карточную систему, – слово в слово передавал он за мистером Джеймсом. – Мы не можем допустить, чтобы окружающее население получало пайки для беженцев обманным путем.

– Конечно, подумаем, – почесал голову Чекин и, переглянувшись с Чебановым, шепнул ему: – Вот ведь сухарь американский, справки ему подавай, сначала требовал доказать, что дети действительно голодают, теперь вот беженство докажи.

– Вы напрасно иронизируете, товарищ Чекин, – заговорил переводчик. – Меры не пустые.

– Как же, – ухмыльнулся Чебанов. – Разве по распухшим лицам не видно, что люди голодают, не с жиру же они пухнут?!

– А ему справку от врача, – подхватил Чекин.

– Товарищи, я вас не понимаю. Глава АРА, мистер Гувер, убедил американское правительство выделить еще двадцать миллионов долларов на закупку продовольствия у фермеров для поддержки голодающих России. В один только Симбирск прибыло двадцать три вагона с провизией, а в марте прибудет большая партия американской кукурузы. Триста шестьдесят тысяч пайков! Сможем накормить соседние районы, в том числе взрослое население. Ну а справки, так ведь это оправданная мера. Возможно ли, чтобы тратилась ценная продукция на тех, кто все равно уже не жилец? Или чтобы кто-то ел дважды?

– А ты нам зубы не заговаривай, – нашелся товарищ Чебанов, – Гувер твой тот еще хмырь. Мы, думаешь, не знаем ничего? Они нам свои излишки привозят, то, что сами не едят: молоко, которое свиньям спаивают, и кукурузу для растопки печей. Или ты думаешь, мы газет не читаем?

– Так, ладно, будет уже! Дареному коню в зубы не смотрят, – подытожил Чекин и протянул авоську Чебанову. Тот выставил на стол перед супругами склянку спирта, две бутылки шампанского, портвейн и мадеру. – Это вот вам подарок, господа Фоксы, – сказал он, услужливо глядя на недоумевающих иностранцев. – От губисполкома, так сказать, новогодний презент.

Смирнов перевел, супруги с благодарностью кивнули. Товарищи поспешили покинуть кабинет.

– А куда ты еще один пузырь мадеры и портвейн подевал, выписано ведь было по две бутылки вина? – спросил Чекин.

– Хватит им и пяти, а эти нам пусть останутся. Все равно всю грязную работу мы выполняем.

– И то верно! Ведут себя как хозяева, а мы и рады стараться: вагоны разгрузи, склады предоставь, сохранность обеспечь…

– И штаб, и даже ковер для кабинета я выхлопотал из горсовета, а они только рожи свои буржуйские корчат, – скривился Чебанов, изображая буржуев.

– Ничего, вот накормят голодающих и вылетят как пробки! Думаешь, они по доброте душевной детей наших содержат? Вербовщики и шпионы! Вот увидишь, всех агентов, вроде Смирнова, пересажают, а этих – выгонят. Товарищи чекисты потрудятся, уж будь уверен, – сказал Чекин, прощаясь с Чебановым и выходя из управления.