В один из мартовских дней я пришла из школы, зашла в дом и ахнула – весь пол в гостиной был устлан блестящим голубым атласом. Мне показалось, что это небо каким-то об-разом проникло в дом и расстелилось под моими ногами.

Бабушка – раскрасневшаяся, с выбившейся из гладкой при-чёски прядью смоляных волос, с сантиметровой лентой на шее, в белых шерстяных носках – запросто расхаживала по голубому великолепию, становилась на колени, раскладывала на ткань лекала, изготовленные из сероватой упаковочной бумаги, обводила их мелом и напевала какой-то незамысло-ватый мотив. Заметив меня, стоящую безмолвно у входа, она широко улыбнулась и пояснила: « Платья будем шить! Для хора! Концертные!».

До поздней ночи она кромсала материал огромными пор-тновскими ножницами, стараясь, чтобы лоскутки, остающи-еся в процессе раскроя, были как можно меньшего разме-ра. Много дней подряд она шила платья на ножной швейной машинке. Машинка была старинная, на чугунной станине с дубовой столешницей, отполированной до блеска множеством рук и тканей – от мешковины до нежнейшего шифона.

Я наблюдала, как бабушка шьёт платья и мечтала о том, как я стану взрослой и тоже буду шить красивые платья на этой чудесной швейной машинке. Забегая вперёд, сообщаю, что машинка теперь принадлежит мне, она исправна, но я ей не пользуюсь. Я шью на современной белоснежной электриче-ской машинке с множеством функций, а бабушкина стоит на веранде и грустит, вспоминая свою старую хозяйку.

Когда первое платье было готово и гордо висело на пле-чиках, я долго стояла перед ним – прекрасным, длинным, с огромным бантом у ворота. Мне казалось, что такие платья должны носить только принцессы или феи из сказок. Потом стало появляться множество платьев- близнецов, я к ним привыкла и почти не обращала внимания. В один из дней, вернувшись из школы, я обнаружила, что платьев больше нет, в доме чисто убрано, а машинка отдыхает, накрытая жёлтым фанерным футляром. В доме вкусно пахло беляшами, а в холодильнике стоял торт. Бабушка выдала мне кипу го-лубых, почти невесомых лоскутков, из которых я пыталась шить платья для кукол. Впоследствии я раздарила лоскутки многочисленным подружкам, благодаря чему мой авторитет среди них взлетел до небес.

На этом история не закончилась: проснувшись однажды тёплым летним утром, я обнаружила возле своей кровати, висящее на стуле прекрасное, нежно- голубое атласное платье, недлинное, без рукавов, но с огромным бантом у ворота. Лишь повзрослев, я поняла, для чего бабушка раскладывала лекала на голубом атласе тесно- тесно – она пыталась оставить ткань на платье для меня.

Мы живём в небольшом провинциальном городе, в старой его части, в частном секторе. Всех соседей знаю помногу лет.

Уклад жизни на нашей тихой тупиковой улочке почти дере-венский, утаить от соседей что либо невозможно, да никто и не собирается ничего утаивать, живём дружно – души и калитки нараспашку. За огородами неторопливо несёт свои воды старенькая обмелевшая речка Ашкадар, а колхозный рынок находится в пяти минутах ходьбы от нас. Я живу здесь почти всю жизнь, люблю это место и могу говорить о нём бесконечно. Но мой рассказ о подарке.

Подарки бывают разные: стандартные и нестандартные, дежурные, к юбилею, официальные и неофициальные. В своей жизни я получала всякие подарки от людей, но подарок от собаки мне посчастливилось получить лишь единожды.

Началась эта история с того дня, когда наши соседи взя-ли щенка – крохотную, рыженькую, трогательно- лопоухую собачку с круглыми карими глазами. В соседский двор как магнитом притянуло всех соседских ребятишек. Каждый день, пропалывая грядки, я слышала, как за забором раздаются то звонкий лай Златы – такую кличку дали милой дворняжке – то заливистый хохот детворы. Дети играли с собачкой в мяч, катали в коляске для кукол и даже пытались пеленать её, голосящую на всю улицу и отчаянно сопротивляющуюся.