– Видно, оттого, что твоя мать и бабка были из полян, ты и ведёшь подобные речи. И оттого же они простительны тебе, – резко сказал Авраам. – Ты забыл, однако, что зовёшься не Гостятой Кияновичем, а Гостятой бен рабби Кием бар Коеном. А что значит – бар Коен? О чём говорит это прозвание, данное твоему отцу? Напомнить о том, сын мой? – Авраам устремил огненный взгляд на Гостяту, и тот, смешавшись, опустил глаза.

– Я не забыл, отец… Родовое имя Коен носят потомки первосвященников, ведущих род от Аарона, старшего брата самого Моисея… Прости мне моё малодушие – не о себе я думал, но о детях… Гнев князя будет ужасен…

– Гнев князя будет ужасен, братья, это правда. И я хоть и стар, но не безумен, – устало вздохнул Авраам. – Но вы мыслите узко и глядите близко. Мы закроем глаза и заткнём уши, пребудем в мире и благости. Но кто поручится, что, завоевав Самкерц и утвердившись на берегах меотийских, Игорь остановится? Не возжелает приблизиться к Гурганскому морю14? Кто поручится за то, что русы не двинутся следом на Саркел? А после? На столицу каганата… Вот что я вам скажу, братья. Нет иудеев в Итиле, нет иудеев в Киеве, нет иудеев в Праге, Регенсбурге, Кордове, Кустантине. Но есть иудеи – единый народ. Избранный богом. Мы всегда помнили о том. Потому, рассеявшись по всему свету, не потеряли себя, не сломились…

– Мы должны действовать чужими руками… – пробормотал Иегуда.

– Но чьими? Кому ещё выгодно ослабить Игоря? На сей раз Червонная Русь будет заодно с Киевом. Князь Тудор Плеснеский желает торговых выгод от греков не меньше Игоря.

– Я буду молить Господа нашего о вразумлении, как молил Моисей. Господь да услышит нас, и мы отыщем решение этой каверзе…


Князь Смоленский Володислав самолично приехал в Киев. Встречать его ладьи на причалы Почайны князь отправил Асмуда и Предславу. Велел принять смоленского правителя с почётом и лаской, проводить в терем Оды для отдыха и общения с дочерью, преподнести от его имени дары. День спустя князь и княгиня Киевские ждали Володислава в Князевом Приказе, куда он и явился в назначенное время вместе со своими людьми и Асмудом.

Первый же беглый взгляд на смоленского князя обнаруживал его удивительное сходство с дочерью. Володислав выглядел более грубым, пожи́лым, но вполне узнаваемым изводом15 юной княжны Любомиры в мужском обличье. Буйные, проволочно-жёсткие рыжие кудри обрамляли лицо Володислава. Того же цвета, что и волосы, была густая борода и кустистые брови, из-под которых светло-голубые водянистые глаза смотрели настороженно, даже злобно, будто у пойманного, но не укрощённого зверя.

Являя норов, соответствующий его огненным волосам, невысокий, коренастый Володислав двигался стремительно и резко. По пути в Киев смоленский князь останавливался на отдых в Любече и несколько дней гостил у Кареня. Человек, посланный сводным братом Игоря, предупредил князя Киевского о том, что Володислав был не на шутку разъярен из-за расторгнутого сговора дочери с Игорем Новгородским. Появившись в тереме князя Киевского, Володислав не пытался этого скрывать. Его поклон князю и княгине напомнил скорее небрежный кивок. На Ольге его взгляд задержался, Володислав рассмотрел её с ног до головы, отмечая пригожесть княгини и одновременно раздумывая, зачем это вообще жена Игоря присутствует на его разговоре с Киевским князем.

Поприветствовав Володислава, Игорь проводил его в Пировальню – так именовался чертог терема князя Киевского, отведённый для празднеств и увеселений – усадил за стол на почётное место, в кресло с подлокотниками и спинкой. Сам князь Киевский вместе с Ольгой, Асмудом и Ивором разместились за столом напротив Володислава.